Лирика

Она ласкает кошку
И верит в чувств тепло,
И смотрит на дорожку
Сквозь мутное стекло.

Там во дворе зимою
Не очень постоишь,
Пусть снежной пеленою
Пленяет мягко тишь.

Вот кто-то из соседей
Спешит к себе в подъезд,
Неся пакеты снеди
Боится скользких мест.

Ведь гололёд-бездельник
Готов и подшутить.
Морозный понедельник
Заплёл событий нить,

Глазами серой кошки
Глядя порой на мир.
Зимою свет в окошке
Как счастья эликсир.

© Серик Устабеков

Не растолкали - услышал: явилась зима.
Ставни без дома - одни бесполезные стуки.
В чреве камина - с весны одичавшие звуки,
А на глазах - не очки и не шоры, - а тьма.
Кормом скупым для холодного пола ступни,
А на десерт не душа, а озябшие руки,
Душу, что в теле, взял клетчатый плед на поруки,
И на стекле отмеряет мороз трудодни.
В замше сугроб - прошлой ночью прибавка пришла
В виде воды, из кокетства назвавшейся снегом,
А черный полог, что стал нам на время ночлегом,
Густо прострелен, и больше похож на дуршлаг.
Чудо, что жив, еще большее чудо, что смог
Мельком заснуть в этой каменной горной утробе,
Значит, я вспомню твои, Искаполь, недотроги -
Пики вершин, над которыми властен лишь бог.
Белая музыка - песни афганской куплет,
Вместо припева - года, что остались в остатке,
Где и хлебов, да и зрелищ с лихвою в достатке,
Но ничего нет роднее простой плащ-палатки,
Что согревала мой сон про карминовый плед.

Может, вот так же являлись моря к Ахелою...
Память по спинам сосулек срывается вниз...
Если приснится звезда, загадаю героя,
Им, говорят, перед смертью мерещится жизнь.

Игорь Некрасов

«Прости меня, ведь я дурак».
Застыла надпись на асфальте,
Как белый выброшенный флаг,
В глаза нацеленный пенальти.

Не стёрта надпись до сих пор.
Её обходят сожалея,
Что не окончен чей-то спор
И чья-то совесть здесь белеет.

Он ей звонил, он объяснял,
Просил нелёгкого прощенья.
И вот асфальтовый финал,
Дороги серой украшенье.

Она здесь ходит каждый день.
А эта надпись место встречи
Двух помирившихся людей,
Сердца которых время лечит.

А дождь идёт. Но ручейки
Обходят белое творенье
Мужской неопытной руки,
Вину признавшей без сомненья.

И я хотел бы от души
Из звёзд сложить в огромном виде:
«За всё, чем в жизни я грешил,
Меня, пожалуйста, простите»!

© Валентин Панарин

Построю дом, и липу посажу,
И буду долго жить и слушать шум
Листвы, дождя, и так вот рассужу,
Что стоит жить, и грушу надкушу,
И сочную такую надкушу.

И стану в доме светлом жить одна,
Читая книги, не боясь теней,
Перебирая имена вещей –
Зонтов, заколок, пепельниц, плащей, -
Придёт весна, и я останусь с ней,
И станет жизнь прозрачною до дна,
Как пахнущий листвой лесной ручей.

Расставлю стулья, позову гостей,
Кому могла б варенья подложить,
Чьим словом я могла бы дорожить,
Кому читать и вслух, и про себя,
И от кого б уже не ждать вестей,
И тех, о ком склоняются, скорбя...

И так за годом годы не пройдут,
Я не смогу обосноваться тут,
Ни засыпать, ни просыпаться тут,
Ни слушать поздней непогоды гул,
Поскольку каждый миг живу затем,
Чтоб знать, что ты проснулся иль заснул,
Иль кофею с лимоном захотел...

И выйду на остывший мой порог,
Чтоб ты меня, мой друг, услышать мог,
Чтоб ты меня, мой друг, увидеть мог.

ag

И чей-то голос: что вы, что вы,
всё переменится, - твердит,
но вот уже не на почтовых,
а на курьерских жизнь летит.
А ты бредёшь...вот так на площадь
идут последние войска,
пока прохладный шёлк полотнищ
полощут пальцы ветерка.
Твой детский век давно изучен,
почти забыт, почти прожит,
и тёмный блеск речных излучин
в холодной памяти дрожит.
Чернеет дерево в изломе
из детства сумрачного, но
всё пахнет яблоками в доме,
где ничего не решено.
Где всё случилось, и до срока
случилось всё - и вот теперь
осталась поздняя дорога
и злые памятки потерь.

Михаил Розенштейн

.


Александр Дольский

А за окном зима
ладони не чувствуют снег
в печурке горит огонь
и тает седой человек
Воспоминания - сон
жар - новая быль
ветер трепал огонь
словно в степи ковыль
А наутро осталась вода
и осколки глиняной чаши
всегда выбирала огонь
и не стремилась быть Вашей.

Василиса

Дождь на всём белом свете от Москвы и до Подмосковья.
Где-то над облаками летит самолет на запад.
Девочка смотрит в окно и какое-то там такое,
Что хочется плакать или как минимум за борт.

Если долго смотреть вперед, можно увидеть точку,
Всё остальное будет в сильнейшем блюре.
Каждая строчка... Ладно, каждая третья строчка
Нуждается в акупунктуре.

Почту не носят четвертый день, никому не надо,
И так весь декабрь получать открытки и слать открытки.
Все ждут не дождутся такого вот настоящего снегопада
Хоть с пятой попытки.

Ты не поверишь, тот год был тоже длиной в неделю.
Быстрая стрелка — на самом деле ведь, часовая.
И поди разбери, всё ли успели, и что хотели,
И как бы узнать точнее, это что-то не называя.

А самолет летит, и за ним этот след невозможно белый.
В доме напротив зачем-то включили ёлку.
И вот ты берешь телефон и точно знаешь, что дальше делать.
Но толку.

Наталия Осташева

Мимолетный, ускользающий, последний штрих –
Рисовал полжизни друга, получился враг.
Вечно-ищущий художник – безнадежный "псих",
Под слоями ярких красок хочет спрятать мрак.

Но висят в музеях славных, в тишине, холсты.
В них тепло и мудрость сердца, в них незримый свет.
Не отчаивайся, Мастер, свет увидишь ты.
И найдешь недостающий на палитре цвет.

Он пробьется сквозь завесу, он изменит тон.
Станет зеркалом картина, отразит мечту.
Вечно-ищущий художник, мой тебе поклон.
Мне доверь свои сомненья – я за честь почту...

Генрих Зорингер

А. Дольский