Лирика

Мы ждали снега, а его все нет.
Вокруг такой непроходимый свет,
что белого за ним не видно света:
деревьев, огородов и домов,
над крышами изогнутых дымов,
собак в листве, которым снится лето.

И нет мне утешения ни в чем!
И, раздвигая медленно плечом
хрустящее сиянье сухостоя,
я все пытаюсь разглядеть за ним
печальный сумрак с кругом золотым
домашней лампы и лицо родное.

И плачет тонкокожая душа,
оберткою конфетною шурша -
из детства – с незабвенным Гулливером.
И хочет беспризорная она
не знания, где свет и тишина,
а бестолковой жалостливой веры.

Сергей Пагын

Каждой цикаде -
стальной молоточек,
Чтоб
средь
стеклянных
кусочков
молчания
Хрупкого Космоса
денно и нощно
Ноты серебряные звучали,

В Черных морях,
отражаясь хрусталево,
Звёздные капли
блестели агатово,
На горизонте -
мерцали
и таяли
Всполохи
"Лунной сонаты"...

Светлана Ефимова

если же говорить о любви, то лучше молчать сперва,
ибо сказано столько, что если сложить слова
в гору, то она поднимется до небес,
кто ты перед ней; муравьишка и Эверест,
наполовину закрытый багровеющей пеленой.
если говорить о любви, то лучше уж не со мной.

но если все же - то я вижу ее тропой,
когда идешь с завязанными глазами и просишь: кричи и пой,
потому что не видно, не слышно, не чувствую ни хрена.
потому что когда тропа - ты всегда одна.

потому что это война с собой,
бесконечно давно начата.
потому что ты идешь по ней, а вокруг твои страхи и темнота.

и вокруг все визги и крики, и совы хлопают крыльями над головой,
делай правильный поворот,
не слушай подсказок,
не вой,
и чего тебе остается, когда в трясину проваливается нога, -
стиснуть зубы: "господи, помогай".

и чего это покалывает в межреберье,
то ли нервы, то ли это к надежде, любви и вере,
холод ветра или холод дула ощущается на затылке?
кто тебя подталкивает на развилке?

господи, помогай, и шершавятся губы твои,
и не слышно шагов, и рука в пустоту,
и

ничего, ничего, ничего не осталось тебе.

вот тогда-то
тебя накроет ладонь с небес.
Подтолкнет и направит дальше: иди, я тут.

пока полностью не пройдешь свою темноту.

© Лемерт /Анна Долгарева/

Бога в себе так просто не замечать...
Лишь ощущать, что кожа срослась с дождем,
а паутинка тоненького луча
между мирами сшила собой проем...

Если заметишь, тут же и разделишь...
Я буду слушать море с тобой вдвоем...
Музыку Бог рождает, когда молчишь,
чувствуя мир..., не в спорах о нем самом.

Имени Богу, пожалуй, и вправду нет.
Как называть извечную, как прибой
матрицу силы...?
Его изначальный свет,
вылепил скалы, реки и нас с тобой.

Ольга Гулинкина

Сегодня вновь говорят о Димке.
Парнишка, к черту слетел с катушек.
Совсем другим возвратился в город,
как будто что-то убило душу.
А был надеждой, мечтой, молитвой,
что станет лучше отца-пьянчуги,
И мать жила только этой мыслью -
он будет кем-то другого круга.

А Димка вправду шагал к успеху:
сначала в школе - один из лучших,
Врачом хотел быть, учился в ВУЗе,
как практикант отправлялся в Мюнхен.
Но год спустя он учебу бросил,
вернулся в Питер, и этим летом
Соседки шепчут:
"Слетел с катушек!
Он этим стал... как его... Скинхэдом!!!
С квартиры съехал, послал мамашу,
живет в подвалах и курит травку.
Наверно, колется! Точно нарик.
Ему ж Алёнка дала отставку!!!"

А мне-то что: и смешно, и жалко -
в каком-то смысле, всегда бодались.
Я был на шаг позади лишь дважды:
Аленка, Мюнхен ему достались.
И как на зло, после дня в больнице,
Столкнулся с Димкой на службе в храме.
И впрямь побрился, худой, как призрак,
Шепнул мне сходу:
- Ни слова маме!
Ей будет легче, что я, как папка,
Дурная кровь - такова порода...
А что тут скажешь? Лишь спросишь: "Сколько?"
- Так ты ж онколог. Гадай!
- Полгода...

(с) Deacon

У каждого в шкафу свой мушкетерский плащ,
Тень Гамлета-отца, и клоунский наряд,
Картинки дивных рощ, непроходимых чащ,
И письма страстных дев - так, аккуратно - в ряд.

Оружие мужчин в потертой кобуре,
И в ножнах золотых с серебряным гербом.
Что нам рычанье льва! Что прорубь в декабре!
Что ночью вурдалак! Что полицейский днем!

Зачищено перо, и прогрунтован холст,
И неземным ручьем мелодия течет…

Но доктор слишком худ, а Шерлок слишком толст,
Жемчужины ума, увы, наперечет.

Увы, и мы вокруг найдем немало струн,
Хрипящих тяжело на сорванных колках…
И бард настолько стар, и паж настолько юн,
Что госпожа грешна лишь в мыслях и мечтах.

Что ж… Прорубь - это так…, предновогодний блеф.
Вот коньячку, как раз! Чтоб мягкий сон пришел.
А василиска пусть сожрет голодный лев,
И полицейский пусть составит протокол.

Бледней с годами мир, все менее живуч,
Все более на челн потрепанный похож.
У каждого есть шкаф…,
Но запертый на ключ.
Прочь беса из ребра, и седину - под нож…

Игорь Иверин

Февральский вечер осторожно опустил
на окна бархатные синие гардины,
замерзших улиц лабиринты осветил
неоном фонарей.. Канун Святого Валентина
вдохнул в окно морозный воздух, пролистнул
в альбоме памяти давно закрытые страницы,
с них нежно пыль забвенья отряхнул..
Влюбленные и светлые, смеющиеся лица
взглянули на меня из прошлого, ушедшего в века,
Перебирает память слайды ощущений
тех дней, где в целом мире мы вдвоем, в руке рука,
и состояние восторга дивного парения,
костер в груди, и друг о друге дум переплетенье,
и сладкий трепет ожиданья новой встречи,
осенний ясный ярко-желтый день,
и с ароматом липы теплый летний вечер..
Пусть это в прошлом всё и не вернется вновь:
давно другой мужчина занял сердце.
Но яркой искрой та ушедшая любовь
поможет новым чувствам разгореться.
И в благодарность, добрый Валентин,
пошли тепло другой любви, не менее красивой
тому, кто был когда-то мной отчаянно любим,
с кем я была такой бессовестно-счастливой.

спёр с KpNemo
Как понял, автор - Mrs Destiny

Февраль
разорван пополам.
На отдыхе метелица.
Весна!
Погода сбой дала.
Не хочешь, да поверится...

В час предрассветный
на стекле
нет ворса бархатистого;
расслаблен
ветром шпингалет,
неплотно створки стиснуты.

Плывут беспечно
облака
по синему полотнищу.
Зима,
а розовый закат
до звёзд в реке полощется.

Домой не хочется идти...
Лёд бывший в лужах дольками.
Хвостом,
тревожа пыль гардин,
урчат коты довольные...


Нина Павлова

Так бывает: побудка, впрыгиваешь в сапоги и бежишь, пригибаясь, кричишь в темноту "ура", ведь тебе сказали, что там, впереди, враги, ты бежишь, в голове тамтамы, в груди дыра, ветер свищет навстречу, в лицо и чуть-чуть насквозь, а в ушах отголоски взрывов, топот и мат, просыпаешься с криком, откуда и что взялось, боже, боже, ну какой из меня солдат.

Так бывает: идёшь на кухню и ставишь чай, и в трусах, не проснувшись, делаешь бутерброд, в голове тамтамы с ночи ещё стучат, чистишь зубы; лифт, светофор, переход, метро, забегаешь в кубикл, включаешь, ныряешь в сеть, почта-таски-баги, на митинг, на бизнес-ланч, боже, боже, если ты всё-таки есть, нет ответа, no route to host, досадно, хоть плачь.

Так бывает: мальчишка в шортах на берегу, босиком, по щиколотку в воде, а на берег неспешно волна за волной бегут, треск кузнечика, пчёлы жужжат в резеде, до земли водопадом зелёным ветви ракит, по воде круги, и птицы до хрипоты.

Мальчик пускает блины-восьмушки по глади реки, мальчик счастлив.
А ты?

pashick

Не стой столбом у моего порога:
я дома существую лишь на треть.
Иди домой, пожалуйста, и - с Богом.
Я буду знать, куда себя мне деть.

Мой хрупкий мир нуждается в починке,
о нежности утраченной скорбя.
Я полюблю весь пляж, начав с песчинки,
Я полюблю весь мир, начав с себя.

Я море полюблю, начав с прилива,
с отливом подарив себя ему.
И стану на все тысячу счастливой,
и выяснять не буду, почему.

Все, что казалось сложным, словно идиш,
вдруг станет лишь путём от А до Б.
Иди домой. И там меня увидишь,
когда я вдруг понадоблюсь тебе.

Стефания Данилова