Ипполит Воробьянинов
Роман Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев" — великолепная энциклопедия советской жизни эпохи позднего НЭПа. К роману написано несколько великолепных комментариев, составляющих отдельные толстые тома, и у меня нет сил и познаний, чтобы их дополнить.
» Нажмите, для открытия спойлера | Press to open the spoiler «
Но куда менее затронут комментариями другой пласт — упоминания дореволюционной жизни в романе. Тут мне есть что сказать. Начнем с Ипполита Матвеевича Воробьянинова, про которого мы знаем, что он был уездным предводителем дворянства (предводителем команчей, как выражается Бендер). Понятно, что характер этого немолодого персонажа (ему 52 года, и авторы романа наивно считают его стариком) сформирован преимущественно жизненными обстоятельствами царского времени. Мои объяснения даются к полной версии романа (многие читали сокращенное издание, в котором нет комментируемых подробностей), ссылка на текст в заголовке поста.
Итак, переходим к комментариям. Прежде всего, надо понимать, что Ипполит Матвеевич Воробьянинов изображается в романе не просто как богатый в царское время человек. Воробьянинов был выдающимся по богатству человеком.
Его доходы описаны авторами четко и обстоятельно: от отца он унаследовал стабильный доход в 20.000 рублей в год. Знакомясь со своей будущей любовницей Еленой Баур на благотворительном балу, Воробьянинов отдает за бокал шампанского 100 рублей. При расставании с той же Еленой Баур он начинает выплачивать ей содержание в 3.600 рублей в год, причем эта финансовая нагрузка воспринимается им безболезненно.
Воробьянинов не укладывается в получаемую им ренту и начинает проживать недвижимость и производственные активы; в 1911 году он вынужден жениться на некрасивой (180, 90–60–90 — для того времени это просто уродина, долговязый скелетик, как говорится в романе) девушке с большим приданым. Если мы предположим, что к этому моменту Воробьянинов прожил за 18 лет (с момента получения им наследства от отца) хотя бы треть своего изначального состояния — а состояние землевладельца традиционно определялось как 16 его годовых доходов — то он реально расходовал 26–27.000 рублей в год.
Это были огромные деньги. Обследование доходов населения, произведенное в 1910 году Министерством финансов в рамках подготовки к введению подоходного налога, показало, что в стране было всего 12.100 домохозяйств с доходом свыше 20.000 рублей в год. Таким образом, Воробьянинов входил приблизительно в одну двухтысячную часть (а точнее, 1/2300) наиболее богатых людей России.
Если предположить, что прообразом Воробьянинова служил полтавский двоюродный дядюшка авторов, то в многолюдной и достаточно богатой Полтавской губернии людей с доходом свыше 20.000 рублей в год было всего лишь 211 человек.
Для получения такого дохода помещику надо было располагать как минимум 2.800–3.000 десятин (десятина — 1.08 га) удобной земли, то есть иметь имение в 3.500–4.500 десятин (в любом имении есть разного рода неудобные, бездоходные земли). Таким образом, Ипполит Матвеевич владел участком приблизительно 6х6 км — и это при условии высокой эффективности использования земли. Для обработки такого участка, если бы Воробьянинов сам вел хозяйство, потребовалось бы нанять около 150 человек и содержать около 150 лошадей.
По дворянским меркам это было весьма крупное владение — средний размер дворянского землевладения в 1905 году составлял 488 десятин. В Европейской России в 1905 году было всего лишь 2594 дворянских земельных владения в 3000 и более десятин. В Полтавской губернии было 34 таких имения — по 2–3 на уезд. Неудивительно, что не имевший никаких личных заслуг Воробьянинов продолжал оставаться звездой уездной величины и без труда был избран уездным предводителем дворянства.
Что значили 20.000 рублей в год в том масштабе доходов? Губернатор получал 10.000, вице–губернатор 6.000, университетский профессор 3.000 (на такую зарплату горько жаловались), судья окружного суда 4.200, земский врач — 1.200–1.800, учитель гимназии 1.200–2.000 (в зависимости от доходов). Доходы простых людей были совсем другими: средняя зарплата рабочего в 1913 году составляла 264 рубля, квалифицированный станочник в столицах получал 500–700 рублей, ткач 180–200 рублей, сторож или чернорабочий 120–180 рублей. Конторщик или приказчик в магазине получали 600–900 рублей, учитель начальной школы — 300–400 рублей.
В целом, поддержание стиля жизни, типичного для среднего класса, для семейного человека в столицах требовал как минимум 3.000 рублей в год. Что именно входило в это понятие? Наемная квартира с центральным отоплением и электричеством, со спальней, детской, гостиной, столовой, кухней и комнатой для прислуги, с ванной и туалетом; кухарка, горничная и няня; питание по барскому типу, то есть обед с 2–3 горячими блюдами; новая, ухоженная одежда, приличная мебель в доме; передвижение по городу на извозчике; дача в пригороде, снимаемая на лето. При 3.000 рублей семья еле–еле удерживалась на этом уровне, и то, только если детей было 1–2: квартира была на непрестижной улице, на высоком этаже или окнами во двор, на покупку одежды или мебели надо было подкапливать, иногда приходилось ездить не на извозчике, а на трамвае и т.д. А вот доход в 5.000–6.000 тысяч рублей в год уже обеспечивал совершенно безбедную жизнь (независимо от количества детей) и позволял иногда ездить в отпуск за границу.
Из всего вышесказанного видно, что Воробьянинов в 1917 году потерял многое и очень многое. Если для Бендера спрятанные в стуле сокровища — это путь в невиданному процветанию, то Ипполиту Матвеевичу даже их находка не сможет вернуть прежний уровень жизни.
Вторая интересная тема — деятельность Воробьянинова как предводителя дворянства. Уездные предводители дворянства — это уникальная должность. Предводительство уездным дворянством практически не отнимало у них времени, так как уездное дворянство имело крайне мало общих дел.
Но зато выборный (на 3 года) предводитель дворянства был неоплачиваемым чиновником–добровольцем, безвозмездно исполнявшим обязанности де–факто главы уездной администрации (юридически уездные учреждения не составляли единого целого и не имели начальника). Предводитель председательствовал в уездном земском собрании (эта обязанность отнимала одну–две недели в году) и в уездном съезде (это была комиссия, разбиравшая жалобы на судебные и административные решения земских начальников), заседавшем одну неделю в месяц. Также предводитель руководил деятельностью уездного по воинской повинности присутствия, проводившего ежегодный призыв в армию, уездной землеустроительной комиссии (руководила проведением аграрной реформы), уездной оценочной комиссии (разбирала жалобы на оценку имуществ для налогообложения). Также предводитель был организатором выборов в Государственную Думу, возглавляя избирательные собрания.
Всё это позволяет предположить, что совершенно пустой, бездельный и глуповатый человек не мог бы справиться с данной работой. Как бы халатно предводитель не относился к своим обязанностям, они в любом случае были многохлопотными и требовали хорошего знания многочисленных законов и процедур, умения руководить процессами и налаживать отношения со множеством людей. Таким образом, робость и туповатость Воробьянинова объясняется только несколько пасквильным характером знаменитого романа. Реальные предводители дворянства были работоспособными и толковыми людьми.
»» Нажмите, для закрытия спойлера | Press to close the spoiler ««
Добавлено:
Отец Федор
Отец Федор Востриков — один из самых нелепых персонажей романа. Это глуповатый, невезучий и жадный человек, демонстрирующий самую малую степень религиозности, причем выражающуюся исключительно в стиле его речи, но не в поступках. Его дореволюционный жизненный путь известен нам в достаточных подробностях:
» Нажмите, для открытия спойлера | Press to open the spoiler «
Порывистая душа отца Федора не знала покою. Не знала она его никогда. Ни тогда, когда он был воспитанником духовного училища, Федей, ни когда он был усатым семинаристом Федор Иванычем. Перейдя из семинарии в университет и проучившись на юридическом факультете три года, Востриков в 1915 году убоялся возможной мобилизации и снова пошел по духовной линии. Сперва был рукоположен в диаконы, а потом посвящен в сан священника и назначен в уездный город N.
За такой несложной биографией скрываются сложные и драматические события.
Духовенство исторически было наследственным сословием. Предполагалось, что сыновья священников будут учиться в духовных училищах (неполная средняя школа) и семинариях (полная средняя школа), становиться священниками, служит вторыми священниками в больших приходах, а после смерти отцов занимать их место. После освобождения крестьян и фактического (но не юридического) краха сословной системы этот механизм стал быстро разваливаться. Основной дефект заключался в том, что семинария давала среднее образование, а доходы среднего человека с высшим образованием были заметно выше доходов среднего священника. Таким образом, выпускники семинарий подвергались соблазну: вместо принятия священства им стало выгоднее заняться любого рода офисной работой, как на государственной, так и на частной службе. Еще более манящим было высшее образование — поучись еще 4 года, и ты попадешь в верхний образовательный слой общества. Выгоды пребывания в этом слое были ощутимы: первая зарплата выпускника вуза обычно несколько превышала доход сельского священника с 40–летним стажем.
Правительство не могло запретить семинаристам уходить на частную службу, но могло запретить поступать на государственную. Но этого как–то не хотелось делать: откуда–то надо было брать и чиновников со средним образованием; средняя школа была еще мало развитой, а людей, не поступивших после окончания школы в вузы, было еще меньше.
Зато можно было отыграться на семинаристах, решивших поступать в университеты. До 1888 года их принимали в университеты только после сдачи экзаменов за полный гимназический курс, то есть на равных правах с экстернами, не посещавшими никаких учебных заведений. Это было несправедливое, обидное и труднопреодолимое требование. С 1888 года семинаристам (и только окончившим по первому разряду, то есть с отличием) разрешили поступать в Томский университет на условии сдачи экзаменов по гимназическому латинского языка. Это было сложно, но преодолимо, да вот только весь университет состоял из одного медицинского факультета. В 1898 году в университете появился и юридический факультет. Поповичи немедленно заполонили Томск: две трети студентов составляли выпускники семинарий.
Результаты полунасильственного обучения были предсказуемыми: в 1905 году оказалось, что семинаристы были самыми революционизированными из всех учащихся, духовные учебные заведения были охвачены забастовками и митингами. Митрополит Вениамин Федченков вспоминал о том, что в его семинарии бы один уважаемый студентами преподаватель, о котором ходил странный слух — он верит в бога. То, что приличный и интересный человек может быть верующим, представлялось семинаристам столь невероятным, что они послали к преподавателю специальных выборных, чтобы те расспросили о его взглядах.
Только в 1905–1908 годах положение семинаристов было улучшено: они смогли поступать во все университеты при условии сдачи экзамена по гимназическим курсам физики, математики и одного нового языка, а в кое–какие технические вузы их стали принимать на общих основаниях с гимназистами и реалистами (гимназия и реальное училище — два основных типа тогдашней средней школы). Вопрос о правах семинаристов был политизирован — они представлялись публике своего рода невольниками духовного ведомства, насильно отстраняемыми от высшего образования из–за того, что церковь не сумела сделать служение священника достаточно привлекательным. Таким образом, будущий отец Федор и подобные ему в 1912 году выглядели прогрессивными молодыми людьми и вызывали всеобщие симпатии.
Кстати, а почему священники не отдавали детей в гимназии? Все очень просто: с духовных лиц, независимо от наличия и количества детей, и фактического места их обучения, взимали фиксированный сбор, дававший право бесплатно обучать сыновей в семинариях. Учитывая, что священники были преимущественно бедны и многодетны, а обучение в гимназии стоило недешево (и не включало в себя проживание и питание), практически все их сыновья попадали в семинарии, предоставлявшие бесплатное обучение с полным пансионом.
В 1914 году началась Первая мировая война. При первичной мобилизации студенты сохранили имевшуюся у них отсрочку от призыва до окончания вуза. Но в середине 1915 года дела на фронте пошли хуже, а людские резервы начали истощаться. В армию стали призывать студентов первого курса, а к концу 1915 года — уже и второго. Было очевидно, что вот–вот начнут призывать и третьекурсников.
Тут Федор Востриков и решил вернуться в духовное ведомство — священники христианских исповеданий имели безусловную отсрочку от призыва. Разумеется, это был довольно трусливый поступок — но порывы милитаризма / патриотизма / идеализма, характерные для российского общества в первые месяцы войны, давно уже утихли. К концу 1915 года все, кто к тому моменту не отправился на фронт, только и думали о том, как бы избежать призыва. Отец Федор был труслив, но отнюдь не одинок в своей трусости. Священнических вакансий было много — около 10% духовенства ушло на войну, в полковые священники — так что сан, надо думать, достался отцу Федору без больших проблем.
Трусость, проявленная отцом Федором, не была типичной для русского духовенства — около 3000 приходских священников и иеромонахов в Первую мировую войну добровольно вызвались быть военными священниками, 80 человек из них были убиты или умерли от ран. Примечательно, что военно–духовное ведомство считало более правильным сохранять незаполненные вакансии (к концу войны — около половины), но зато иметь в войсках только священников–добровольцев.
Судьба отца Федора типична для эпохи. Церковь не сумела удовлетворительно урегулировать вопрос с содержанием духовенства. Священники не были довольны своими доходами, и надеялись на церковный собор (Николай II в 1905 году дал обещание созвать его, да так и не созвал). Считалось, что собор постановит назначить всем священникам казенное жалованье (также сомнительная надежда), что улучшит и материальное положение духовенства, и его отношения с прихожанами. А пока что простой народ упорно не хотел платить за религиозные услуги, духовенство роптало, а выпускники семинарий разбегались.
Вместо того, чтобы произвести реальные реформы и сделать служение священника привлекательным, духовное ведомство предпочло заманивать в свои сети детей духовенства, пользуясь недостаточностью доходов их семей. Бесплатное обучение и освобождение от военной службы, в сочетании с ограничением на дальнейшее обучение в нецерковных вузах, привели в ряды священнослужителей тысячи молодых людей, подобных Федору Вострикову — не испытытывавших ни малейшего энтузиазма (и даже простого интереса) по поводу своей деятельности.
Впрочем, наряду с уменьшением религиозности духовенства стали уменьшаться и его традиционные недостатки. Старое сословное духовенство жило как–бы в коконе своей традиционной субкультуры, не выходя за пределы маленького причтового мирка — прекрасной иллюстрацией этого может служить роман Лескова "Соборяне". Последнее предреволюционное поколение духовенства стало, наконец, сливаться с интеллигенцией. Молодые священники теперь разделяли с основной массой образованных людей культуру, интересы и манеру поведения. Постепенно уходили в прошлое типичные пороки социально изолированного старого духовенства — замкнутость, ограниченность интересов и склонность к пьянству. В целом, священники, родившиеся в 1880–х годах, были порядочными людьми, обладавшими определенной культурой и державшими себя достойно. Но, увы, весьма многие из них были священниками поневоле, что предопределяло их малую религиозность и слабое влияние на паству.
Заметим, что отец Федор изображен авторами с типичным для них клеветническим оттенком — он глуп, малокультурен и пишет жене нелепейшие письма. Надо понимать, что сдача дополнительных экзаменов, необходимых для поступления в университет, была серьезным испытанием — экзаменационные комиссии в ту эпоху жестко резали любого рода экстернов, пытавшихся проникнуть в университеты в обход гимназий. Можно смело утверждать, что священники, послужившие прообразом отца Федора, были способными к обучению, грамотными, достаточно культурными и интеллектуально развитыми людьми.
За такой несложной биографией скрываются сложные и драматические события.
Духовенство исторически было наследственным сословием. Предполагалось, что сыновья священников будут учиться в духовных училищах (неполная средняя школа) и семинариях (полная средняя школа), становиться священниками, служит вторыми священниками в больших приходах, а после смерти отцов занимать их место. После освобождения крестьян и фактического (но не юридического) краха сословной системы этот механизм стал быстро разваливаться. Основной дефект заключался в том, что семинария давала среднее образование, а доходы среднего человека с высшим образованием были заметно выше доходов среднего священника. Таким образом, выпускники семинарий подвергались соблазну: вместо принятия священства им стало выгоднее заняться любого рода офисной работой, как на государственной, так и на частной службе. Еще более манящим было высшее образование — поучись еще 4 года, и ты попадешь в верхний образовательный слой общества. Выгоды пребывания в этом слое были ощутимы: первая зарплата выпускника вуза обычно несколько превышала доход сельского священника с 40–летним стажем.
Правительство не могло запретить семинаристам уходить на частную службу, но могло запретить поступать на государственную. Но этого как–то не хотелось делать: откуда–то надо было брать и чиновников со средним образованием; средняя школа была еще мало развитой, а людей, не поступивших после окончания школы в вузы, было еще меньше.
Зато можно было отыграться на семинаристах, решивших поступать в университеты. До 1888 года их принимали в университеты только после сдачи экзаменов за полный гимназический курс, то есть на равных правах с экстернами, не посещавшими никаких учебных заведений. Это было несправедливое, обидное и труднопреодолимое требование. С 1888 года семинаристам (и только окончившим по первому разряду, то есть с отличием) разрешили поступать в Томский университет на условии сдачи экзаменов по гимназическому латинского языка. Это было сложно, но преодолимо, да вот только весь университет состоял из одного медицинского факультета. В 1898 году в университете появился и юридический факультет. Поповичи немедленно заполонили Томск: две трети студентов составляли выпускники семинарий.
Результаты полунасильственного обучения были предсказуемыми: в 1905 году оказалось, что семинаристы были самыми революционизированными из всех учащихся, духовные учебные заведения были охвачены забастовками и митингами. Митрополит Вениамин Федченков вспоминал о том, что в его семинарии бы один уважаемый студентами преподаватель, о котором ходил странный слух — он верит в бога. То, что приличный и интересный человек может быть верующим, представлялось семинаристам столь невероятным, что они послали к преподавателю специальных выборных, чтобы те расспросили о его взглядах.
Только в 1905–1908 годах положение семинаристов было улучшено: они смогли поступать во все университеты при условии сдачи экзамена по гимназическим курсам физики, математики и одного нового языка, а в кое–какие технические вузы их стали принимать на общих основаниях с гимназистами и реалистами (гимназия и реальное училище — два основных типа тогдашней средней школы). Вопрос о правах семинаристов был политизирован — они представлялись публике своего рода невольниками духовного ведомства, насильно отстраняемыми от высшего образования из–за того, что церковь не сумела сделать служение священника достаточно привлекательным. Таким образом, будущий отец Федор и подобные ему в 1912 году выглядели прогрессивными молодыми людьми и вызывали всеобщие симпатии.
Кстати, а почему священники не отдавали детей в гимназии? Все очень просто: с духовных лиц, независимо от наличия и количества детей, и фактического места их обучения, взимали фиксированный сбор, дававший право бесплатно обучать сыновей в семинариях. Учитывая, что священники были преимущественно бедны и многодетны, а обучение в гимназии стоило недешево (и не включало в себя проживание и питание), практически все их сыновья попадали в семинарии, предоставлявшие бесплатное обучение с полным пансионом.
В 1914 году началась Первая мировая война. При первичной мобилизации студенты сохранили имевшуюся у них отсрочку от призыва до окончания вуза. Но в середине 1915 года дела на фронте пошли хуже, а людские резервы начали истощаться. В армию стали призывать студентов первого курса, а к концу 1915 года — уже и второго. Было очевидно, что вот–вот начнут призывать и третьекурсников.
Тут Федор Востриков и решил вернуться в духовное ведомство — священники христианских исповеданий имели безусловную отсрочку от призыва. Разумеется, это был довольно трусливый поступок — но порывы милитаризма / патриотизма / идеализма, характерные для российского общества в первые месяцы войны, давно уже утихли. К концу 1915 года все, кто к тому моменту не отправился на фронт, только и думали о том, как бы избежать призыва. Отец Федор был труслив, но отнюдь не одинок в своей трусости. Священнических вакансий было много — около 10% духовенства ушло на войну, в полковые священники — так что сан, надо думать, достался отцу Федору без больших проблем.
Трусость, проявленная отцом Федором, не была типичной для русского духовенства — около 3000 приходских священников и иеромонахов в Первую мировую войну добровольно вызвались быть военными священниками, 80 человек из них были убиты или умерли от ран. Примечательно, что военно–духовное ведомство считало более правильным сохранять незаполненные вакансии (к концу войны — около половины), но зато иметь в войсках только священников–добровольцев.
Судьба отца Федора типична для эпохи. Церковь не сумела удовлетворительно урегулировать вопрос с содержанием духовенства. Священники не были довольны своими доходами, и надеялись на церковный собор (Николай II в 1905 году дал обещание созвать его, да так и не созвал). Считалось, что собор постановит назначить всем священникам казенное жалованье (также сомнительная надежда), что улучшит и материальное положение духовенства, и его отношения с прихожанами. А пока что простой народ упорно не хотел платить за религиозные услуги, духовенство роптало, а выпускники семинарий разбегались.
Вместо того, чтобы произвести реальные реформы и сделать служение священника привлекательным, духовное ведомство предпочло заманивать в свои сети детей духовенства, пользуясь недостаточностью доходов их семей. Бесплатное обучение и освобождение от военной службы, в сочетании с ограничением на дальнейшее обучение в нецерковных вузах, привели в ряды священнослужителей тысячи молодых людей, подобных Федору Вострикову — не испытытывавших ни малейшего энтузиазма (и даже простого интереса) по поводу своей деятельности.
Впрочем, наряду с уменьшением религиозности духовенства стали уменьшаться и его традиционные недостатки. Старое сословное духовенство жило как–бы в коконе своей традиционной субкультуры, не выходя за пределы маленького причтового мирка — прекрасной иллюстрацией этого может служить роман Лескова "Соборяне". Последнее предреволюционное поколение духовенства стало, наконец, сливаться с интеллигенцией. Молодые священники теперь разделяли с основной массой образованных людей культуру, интересы и манеру поведения. Постепенно уходили в прошлое типичные пороки социально изолированного старого духовенства — замкнутость, ограниченность интересов и склонность к пьянству. В целом, священники, родившиеся в 1880–х годах, были порядочными людьми, обладавшими определенной культурой и державшими себя достойно. Но, увы, весьма многие из них были священниками поневоле, что предопределяло их малую религиозность и слабое влияние на паству.
Заметим, что отец Федор изображен авторами с типичным для них клеветническим оттенком — он глуп, малокультурен и пишет жене нелепейшие письма. Надо понимать, что сдача дополнительных экзаменов, необходимых для поступления в университет, была серьезным испытанием — экзаменационные комиссии в ту эпоху жестко резали любого рода экстернов, пытавшихся проникнуть в университеты в обход гимназий. Можно смело утверждать, что священники, послужившие прообразом отца Федора, были способными к обучению, грамотными, достаточно культурными и интеллектуально развитыми людьми.
»» Нажмите, для закрытия спойлера | Press to close the spoiler ««