Музыка и цветы
Он появился на пороге «Музыки и цветов» за десять минут до полуночи. Долговязый молодой человек в слишком лёгкой, не по погоде джинсовой куртке, с ярко-оранжевым рюкзаком. Скорее симпатичный, чем нет: копна светлых кудрявых волос, круглые глаза на пол-лица и по-девичьи длинные ресницы, такой вечно юный, какими бывают только худощавые блондины, у которых из-под тонкого слоя взрослого мужчины то и дело просвечивает мальчишка, встрёпанный, раскрасневшийся не то от смущения, не то от слишком быстрой ходьбы, почти испуганный, но очень решительный. Не поздоровавшись, спросил – резко, отрывисто, по-английски, с каким-то диковинным славянско-германским акцентом:
» - Это здесь выдают новые судьбы? «
- Чего?! – дружно переспросили Даля и Хлоя. – Wa-a-a-a-a-at?!
Зато Нонна не растерялась; ничего удивительного, она всегда была мастером нечаянной импровизации, из тех, кто сам никогда не знает, что может выкинуть в следующую секунду, каковы будут последствия, и удастся ли их расхлебать.
Вот и сейчас Нонна гаркнула с неподражаемой сварливостью советской продавщицы, чьи сумрачные тени ещё порой мелькают на оптовых рынках, в буфетах сельских автовокзалов и на дальних задворках наших детских воспоминаний:
- Не больше трёх в одни руки!
Даля и Хлоя восхищённо переглянулись. Ещё немного, и они бы расхохотались, да и сама Нонна едва сдерживала смех, но ночной гость повёл себя как чёрт знает что: криво улыбнулся, кивнул и заплакал. Ну, то есть, не зарыдал в голос, но по его румяной щеке скатилась самая настоящая слеза, настолько крупная, что её существование невозможно было игнорировать. И смеяться сразу стало неловко. Свинство смеяться, когда на твоём пороге плачет взрослый человек.
- Извините, - почти беззвучно сказал он. – Просто... ну, как-то внезапно это всё. Я же не верил. Приехал сюда, вернее даже прилетел из Берлина и сразу пошёл вас искать, но на самом деле не верил. Твёрдо знал, что он меня разыграл.
«Ещё как разыграл!» - хором подумали три подруги. «По шее бы ему надавать за такие шутки, кем бы он ни был», - сердито добавила про себя Даля. «Всё-таки мальчишки – ужасные дураки», - с удивившей её саму нежностью вздохнула Хлоя. А Нонна, чьё буйное воображение чрезвычайно удачно уравновешивалось здравым смыслом, сказала:
- По-моему, вам надо выпить.
И поставила перед гостем рюмку с кальвадосом, которую буквально за секунду до его появления наполнила для себя, чтобы опытным путём выяснить, зачем люди пьют с горя и что при этом чувствуют. А вдруг действительно помогает? Однако даже начать эксперимент не успела. Вечно так.
Ну, не то чтобы с такого уж великого горя, но повод печалиться у Нонны, Дали и Хлои был. Дела в их общем кафе «Музыка и цветы» шли совсем неважно, пора было это признать. Как раз сегодня в очередной раз расплатились за аренду, а вечером, дождавшись ухода последнего из тридцати четырёх – за весь, мать его, долгий день! – посетителей, сели подбивать баланс. Без особого удивления выяснили, что за последний месяц едва-едва вышли в ноль, и это при том, что всё, включая бухгалтерию и уборку, делали сами, а арендная плата пока была невелика: помещение принадлежало Далиному троюродному брату, который согласился в первый год брать с них вдвое меньше средней рыночной цены, чтобы дать возможность наладить бизнес. До истечения срока оставалось четыре месяца – май и всё лето. Промежуточный итог оптимизма, мягко говоря, не внушал.
Это не было для хозяек «Музыки и цветов» настоящей катастрофой. То есть, им не грозила перспектива остаться с голыми задницами без крыши над головой. С трусами и крышами у них всё было более-менее в порядке, даже в долги не залезли, вложили в кафе только свои многолетние сбережения, время, труд, смутные, но упоительные надежды, остатки былой храбрости и наивные юношеские мечты о собственном идеальном, самом лучшем в мире кафе. Даже название «Музыка и цветы» придумали ещё на первом курсе, как им казалось, очень удачное. Люди часто шутят, описывая неожиданно накатившее лирическое настроение: «Хочется музыки и цветов», - и вот теперь всем будет ясно, куда в таких случаях надо идти. Выяснив, что в арендованном помещении несколько лет назад был цветочный магазин, обрадовались совпадению: значит именно так и назовём. Ради полного соответствия названию всегда держали на стойке несколько свежих букетов; впрочем, их никогда никто не покупал. Что касается музыки, у каждой была обширная фонотека, и вот наконец-то пришло время их объединить. По воскресеньям, закрыв кафе, варили кастрюлю глинтвейна и составляли плей-лист на следующую неделю, неизменно засиживались чуть ли не до утра, но по домам расходились не усталые, а радостно возбуждённые, как в юности со свиданий. Посмеивались над собой: любовь зла.
Ещё как зла.
Так всё отлично продумали, до мельчайших деталей, работали, не покладая рук, но дело почему-то шло ни шатко, ни валко, многочисленные прохожие равнодушно топали мимо, не обращая внимания на яркую вывеску, сулящую свежую выпечку и отличные скидки на кофе, например, сегодня – влюблённым парам, а завтра - всем, чьё имя начинается на букву «А». Реальность оказалась скучной сердитой тёткой без капли воображения, каждый день она повторяла всё громче и настойчивей: «Убирайтесь отсюда, девчонки, не путайтесь под ногами, неужели сами до сих пор не поняли: люди распрекрасно обходятся без вашего дурацкого кафе». И это, конечно, было особенно обидно, гораздо хуже, чем понапрасну потратить кучу денег, времени и усилий: выяснить, что твоя воплощённая мечта никому не нужна.
Но что ж теперь. Значит – так.
Вопрос, собственно, заключался в том, растягивать ли агонию до конца лета, или прикрыть кафе прямо сейчас. Умом подруги понимали, что за лето вряд ли что-то изменится к лучшему, однако все три сердца – инициаторы этой гиблой затеи - требовали бороться за «Музыку и цветы» до конца. У сердец был неплохой шанс настоять на своём, но тут внезапно сломалась новенькая кофе-машина. Получила задание приготовить латте для Дали и с блеском выступила в роли Брута. Такой вероломный удар.
Машина была дорогая, швейцарская; ясно, что на гарантии, но даже подумать страшно сколько времени уйдёт на гарантийный ремонт. И чем всё это время поить немногочисленных посетителей? Варить кофе в турках, которые стоят на полках для красоты? Не смешите. Мы так, пожалуй, в первый же день с ума сойдём. Да и клиенты вряд ли согласятся ждать каждую порцию четверть часа. Для френч-пресса придётся закупить зёрна классом повыше, о новомодном кемексе лучше даже не вспоминать. Проще уж сменить табличку на «Чайную», или вызвать с утра знакомого мастера. Который будет возиться, в лучшем случае, до обеда и обдерёт их как липку, но всё равно это самый разумный вариант.
В общем, руки у них окончательно опустились. Как ни крути, а поломка смыслообразующего кофейного агрегата в момент обсуждения ближайшего будущего – плохой знак.
Бессильно погрозив кулаком мёртвой машине, Нонна сказала: «Ответ, по-моему, ясен», - налила себе рюмку кальвадоса, и тут к ним ворвался дурацкий румяный блондин. Будний день, вторник, десять минут до полуночи - странное время для посещения кафе, на дверной ручке которого, к тому же, висит самодельная табличка «Закрыто». Впрочем, табличка вполне могла случайно перевернуться. Это бы многое объяснило. Хотя, по большому счёту, всё равно ничего.
Блондин, кстати, выжрал Ноннин кальвадос и бровью не повёл, даже не скривился, как будто это не сорокаградусный яблочный бренди, а просто глоток воды. Поставил пустую рюмку на стойку, сказал:
- Спасибо. А почему «не больше трёх в одни руки»? То есть, у вас можно получить сразу три судьбы? И как их потом проживать? По очереди? Или одновременно? Не представляю. С одной не знаешь, как справиться, а тут – целых три...
Даля и Хлоя вопросительно посмотрели на Нонну. Дескать, сама всё это затеяла, сама и выкручивайся. А мы будем слушать тебя очень внимательно. Нам тоже интересно про три судьбы.
- Ну как-как, - укоризненно сказала Нонна, сразу всем троим. – Одну сейчас, ещё две – в последующих перерождениях. Потому и не больше трёх, что перерождения довольно трудно контролировать. В Бардо смерти полно хулиганов. Все эти несуразные Гневные божества, да и так называемые Милосердные ничем не лучше, тоже пугают народ черепами и чашами с кровью, создавая путаницу и бардак.
Даля и Хлоя восхищённо вздохнули – надо же, выкрутилась. К Нонниным импровизациям они, по идее, давным-давно должны были привыкнуть, но всё равно каждый раз удивлялись заново: во даёт!
- Получается, в «Тибетской Книге Мёртвых» правда написана? – просиял блондин.
- Более-менее, - уклончиво ответила Нонна. – Насколько это вообще возможно. Вы сон когда-нибудь пробовали словами подробно пересказать? Ерунда же выходит.
Блондин неуверенно кивнул.
- Ну вот. Представляете, какая фигня получается, когда человек пытается словами пересказать смерть? Впрочем, чего тут представлять, все мы эту фигню читали. Правда, в разных переводах. Но вряд ли перевод принципиально что-то меняет. Рассказывайте лучше, зачем вам новая судьба? И почему вы пришли за ней именно к нам?
- Вообще-то мы свои услуги не афишируем, - подхватила Даля – не столько для гостя, сколько для Нонны. Показать ей: я тоже в игре.
- До такой степени не афишируем, что можно сказать, тщательно скрываем, - добавила Хлоя, что в переводе с языка легкомысленного щебета на язык серьёзного разговора означало: «Делайте что хотите, я вас не выдам. Но только при условии, что вы мне потом объясните... ладно, чёрт с вами, без условий, просто так».
- Ну как – зачем новая судьба? – вздохнул блондин. – С той, что есть, я не справляюсь. Не настолько, чтобы вот прямо сейчас в петлю, но к тому, честно говоря, идёт. Совсем запутался. И кучу народу подвёл – не столько какими-то поступками, сколько самим фактом своего существования. Я до такой степени невезучий, что иногда кажется, волоку за собой какое-то нелепое проклятие, о котором ни сном, ни духом. Всем, кого я люблю, делаю только хуже; тем, кто любит меня, совсем кранты, а... Нет, это всё-таки очень личное. Я так не могу. Неужели обязательно рассказывать подробности?
- Не обязательно, - утешила его добросердечная Хлоя.
Нонна и Даля чуть было не показали ей по кулаку – дура ты дура, подробности это же самое интересное! Но сдержались. По большому счёту, Хлоя конечно права, хотя всё равно до смерти любопытно послушать исповедь человека, которого любит целая куча народу, а он – какую-то другую целую кучу. И ещё удивляется, что вся эта невразумительная толпа почему-то не особенно счастлива рядом с ним.
- Спасибо, - поблагодарил Хлою гость. – На самом деле, никаких особенных тайн, просто неловко рассказывать. А к вам я пришёл потому, что мне дали ваш адрес.
Дружным хором спросили:
- Кто?!
- Приятель. Вернее, просто знакомый. Прежде видел его всего пару раз. Зовут Эдо, но кстати, я даже не знаю, Эдвин он, Эдмунд или Эдуард. И фамилию запамятовал; впрочем, может никогда и не слышал. Вроде, художник, примерно мой ровесник, может, чуть старше, но вряд ли ему больше сорока...
Подруги разочарованно переглянулись. Никто из их знакомых под это описание явно не подходил.
- Два дня назад я напился, - покаялся блондин. И поспешно добавил: - На самом деле, я не какой-нибудь пьяница. Обычно держу себя в руках. Но тут всё так сложилось... В общем, сорвался. Пошёл по барам, один. Видеть никого не мог – так мне, по крайней мере, казалось. Но когда встретил Эдо, обрадовался. С ним обычно весело. Он такой человек... ну, как говорят, с неоднозначной репутацией. Одни его обожают, другие терпеть не могут, но это неважно. Самое главное, на меня ему совершенно точно плевать. Наверное поэтому у меня развязался язык, и я стал ему жаловаться – не столько на конкретные обстоятельства, сколько на жизнь в целом. На своё фатальное невезение, похожее на проклятие, от которого страдают все вокруг. Примерно как вам сейчас. И вдруг он сказал: «Ну так слушай, со мной когда-то примерно то же самое было. Эта проблема решается просто: надо сменить судьбу. Если хочешь, расскажу, где это могут устроить». Звучало как полная ерунда. Я уж насколько был пьян, а не поверил. Но адрес всё равно попросил. Потому что верить-не верить это одно, а действовать – совсем другое. Говорят, родственники безнадёжно больных, даже самые образованные, под конец начинают бегать по шарлатанам, обещающим исцеление птичьими потрохами или болотной травой. Я их хорошо понимаю. Иногда легче делать глупости, чем вообще ничего.
Подруги переглянулись. Всем им не раз доводилось делать подобные глупости. И они заранее знали: если что, поступят так снова. Потому что сидеть, сложа руки, и ждать исполнения приговора действительно невыносимо. Хуже не придумаешь.
Нельзя разбивать ему сердце – вот о чём они тогда думали. Каждая формулировала по-своему, но какая разница, главное, что нельзя.
- И этот человек дал вам наш адрес? – наконец спросила Даля.
- Да. Вот, записал.
Блондин зачем-то достал из кармана измятую пивную картонку, на обороте которой красовалась чёткая надпись зелёным карандашом: «Miesto Sienos str. Muzika ir gėlės». Вроде, всё правильно. Хотя откуда бы знать об их кафе какому-то художнику из Берлина? Его и местные-то игнорируют. С ума сойти.
Впрочем, можно ни с чего не сходить, а просто вспомнить, что осенью, сразу после открытия к ним довольно часто заглядывали инрстранцы. Благо туристический сезон тогда ещё не закончился, а гостиниц вокруг предостаточно. Вот и весь секрет.
- Ладно, - наконец сказала Нонна. – Только учтите, насчёт судеб для будущих перерождений я пошутила. Иногда меня заносит, извините, пожалуйста. У меня не было цели выставить дураком лично вас.
Даля и Хлоя грозно уставились на подругу: эй, даже не вздумай сейчас выходить из игры! А кудрявый блондин помрачнел, приготовившись мужественно встретить очередной – будем честны, не то чтобы неожиданный – удар судьбы.
Насладившись общим замешательством, Нонна невозмутимо продолжила:
- Новая судьба будет действовать только до конца вашей жизни. Если не понравится, можно попробовать снова её сменить, но не раньше, чем через год. Просто их сейчас всего три штуки осталось. Судьбы в последнее время быстро разбирают: весна – время перемен. Новая партия будет только в конце недели. Но если вам срочно, то есть эти три. Невелик выбор, согласна, но по крайней мере, он у вас есть.
- С ума сойти можно, - сказал их ночной гость. Он улыбался, но губы его дрожали. – Я же буквально полтора часа назад прилетел, добрался до центра и сразу вас нашёл. И вы меня не прогнали. Я ещё не успел поверить, что всё это правда, а уже надо выбирать. Может и хорошо, что так. Если бы окончательно поверил, испугался бы сейчас ужасно. А так – как будто просто игра.
- Игра и есть, - подтвердила Нонна. И, не удержавшись, ввернула цитату: – Вся наша жизнь игра. Знать бы ещё чья.
«И надрать бы этому затейнику уши», - сердито закончила она про себя. Жалко всё-таки мальчишку. Влип он с этим своим дурацким приятелем. А уж с нами как влип!
Но отступать, в любом случае, было поздно. Только не сейчас. «Мама дорогая, ну и что мне теперь делать? – тоскливо подумала Нонна. – Как изобразить перемену судьбы, чтобы это было хоть немного похоже на правду? Господи, чего Ты расселся на своих небесах? Не видишь, я в тупике. Подскажи!»
Она молилась всего пятый раз в жизни. Первые четыре раза, надо сказать, вполне помогло. Именно поэтому Нонна старалась молиться как можно реже. Нехорошо постоянно лезть с просьбами к чему-то настолько непостижимому, что вряд ли представится шанс Его отблагодарить. Но сейчас наверное можно. Всё-таки не для себя.
- А что это за судьбы, можно узнать заранее? – осторожно поинтересовался блондин. – Хотя бы примерно, в общих чертах? Чтобы не нарваться на совсем уж невыносимую.
- Совсем невыносимых не держим, – утешила его Хлоя. – У нас только самые качественные судьбы: удачливость не меньше шестидесяти процентов, уровень свободы воли начиная с четвёртого, коэффициент экзистенциальной муки максимум ноль-две десятых по шкале Иова-Мазоха. Какой смысл впаривать людям фуфло?
Такого выступления от обычно не в меру серьёзной Хлои подруги не ожидали. Что тут скажешь, молодец.
- А вот узнать подробности, к сожалению, невозможно, - наконец продолжила Нонна. – Даже, как вы говорите, в общих чертах. Потому что судьбы у нас в качественной упаковке, через неё ничего не видно. Что только к лучшему: будучи пересказанной словами, судьба неизбежно искажается – вашими ожиданиями, нашими индивидуальными интерпретациями, в конце концов, просто особенностями самого языка.
- Но вы же сказали, можно будет выбрать, - опешил блондин.
- Выбирать придётся наугад, вслепую, - отрезала Нонна. – По велению сердца, ну или левой пятки, не знаю, кто у вас в организме сегодня главный. Но только так.
- Ой, это плохо, - нахмурился гость. – Я думал, будет хоть какая-то информация. А вдруг только сделаю хуже? Хотя, если вы говорите, коэффициент экзистенциальной муки гораздо ниже единицы...
- Вот именно! – с нажимом подтвердила Даля. – Мне показалось, вам особо нечего терять.
- И правда, нечего, - неожиданно легко согласился блондин. – Извините, что торгуюсь. Просто как-то иначе это себе представлял. Думал, мне расскажут хоть какие-то подробности: вот, например, судьба богача, обременённого большой дружной семьёй, это судьба вечно колесящего по миру весельчака, а здесь ничего выдающегося, зато хозяин этой судьбы обладает чудесной способностью радоваться каждому дню... Но ладно, как скажете. Наугад, значит наугад.
К этому моменту Нонна уже нашла если не выход, то какое-то его подобие. Всё лучше, чем номера на бумажках писать. Встала, вышла в кладовую, вернулась с таким торжественным выражением лица, словно дочь замуж отдавала. Положила на стойку три кофейных зерна, сказала:
- Выбирайте.
- Это просто кофейные зёрна?! – их гость не смог скрыть разочарования. Да и вряд ли хотел.
- Кофейные зёрна – не то, чем они кажутся, - неожиданно брякнула Хлоя. Тут же прикусила язык, но блондин, похоже, не распознал в её словах шутку. Надо же, неужели «Твин Пикс» не смотрел?
- Не верите – воля ваша, - устало сказала Нонна. – Мы вас сюда силком не заманивали, вы сами пришли. Но на всякий случай имейте в виду: верить совершенно не обязательно, зерно всё равно сработает. Достаточно просто выбрать одно, положить в рот, разгрызть и проглотить.
Он посмотрел на неё с отчаянием ребёнка, которого привели в поликлинику делать укол и теперь сулят золотые горы, лишь бы не выдирался; заранее ясно, что ничего не будет, взрослые вечно врут... Или всё-таки на этот раз говорят правду? Рискнуть? Или убежать?
Взял кофейное зерно, сунул за щёку, хрустнул, невольно поморщился:
- Горько. Это такая судьба?
- Это такая у вашей судьбы упаковка, - отрезала Даля. – Кофе всегда горький, что в него ни добавляй.
- И что мне теперь делать? – спросил блондин. – Я имею в виду, что положено? По ритуалу? Ночь не спать? Или наоборот, нужен покой?
- Это как раз не имеет значения, - строго сказала Нонна. – Что важно, так это запить. Всё равно, чем, главное хорошенько прополоскать рот, чтобы ни крошки там не осталось. А то знаете, бывают случаи: у одного судьба в дырке между зубами застрянет, другой её нечаянно выплюнет, а потом удивляются, что никаких перемен... Чего вам налить?
Гость, так и оставшийся безымянным, покинул их примерно четверть часа спустя, такой обалдевший от переживаний, словно выпил не кружку чая с ромом, а полведра какого-нибудь мухоморного отвара. Оставил сто евро, хотя Нонна, Хлоя и Даля дружно отказывались, объясняли, что судьба даётся бесплатно, не такой это товар, чтобы деньги за него брать. Но блондин твёрдо сказал: «Значит, это за напитки», - развернулся и ушёл. Подруги ещё долго молчали, глядя то на засунутую под кружку зелёную купюру, то на закрывшуюся за гостем дверь.
- Интересно, - наконец спросила Хлоя, - ему есть, где переночевать?
- Ну, он же всё-таки немец, - неуверенно сказала Даля. – Прилетел из Берлина. Немцы всё всегда заранее планируют. Небось не пропадёт.
- Да какой он немец, с таким-то акцентом, - усмехнулась Нонна. – Явно русский. Или украинец. Ну, может быть, поляк. Но в данном случае это совершенно неважно. У психов не бывает национальности. Одно большое международное братство. И мы в нём тоже теперь состоим.
- Я, знаешь, даже рада, что мы всё это устроили - откликнулась Хлоя. – Дурацкие шутки у его приятеля. Небось доволен собой, предвкушает, как белобрысый прибежит к нему с претензиями: «Ты всё наврал про судьбу! Меня там послали к чёрту!» И как он будет хохотать – так ты, дурачок, поверил? А теперь пусть сидит, гадает, чего наделал, как так вышло, что в каком-то литовском кафе действительно раздают новые судьбы, не упустил ли он свой единственный шанс, и кто кого на самом деле удачно разыграл.
- Вот это точно, - улыбнулась Нонна.
- А судьба? – укоризненно спросила Даля. – Вот вернётся он домой, счастливый и окрылённый, а судьба всё та же. Полный провал.
- В самом худшем случае, теперь у него будет возможность решить, что новая судьба тоже оказалась как-то не очень, и коэффициент экзистенциальной муки ноль-две десятых совсем не подарок, зато через год можно будет попробовать ещё раз, - заметила Нонна. – Надежда часто делает нас полными дураками, но лично я предпочитаю по возможности её иметь.
- А может быть он вернётся домой такой довольный, вдохновлённый нашими обещаниями, что теперь всё действительно пойдёт иначе? – предположила Хлоя. – Так иногда бывает. Эффект плацебо никто не отменял.
- Фыр, - вдруг сказала кофейная машина. Немного помолчала и бодро повторила: - Фыр-фыр-фыр!
- Матерь божья, это что же она, починилась от наших разговоров? – ахнула Даля.
- Сейчас проверим, - встрепенулась Нонна. – Эффект плацебо, значит? А что ж, всё может быть.
Два дня спустя, когда была Далина очередь открывать кафе, у запертой калитки, ведущей в крошечный внутренний дворик у входа, топталась какая-то странная девица. И дело совсем не во внешности, таких сейчас полный город, с бритыми головами, зелёными чёлками, разноцветными татуировками, серьгами в носу и в рваных колготках, которые стоят втрое дороже целых, это Даля знала не понаслышке, её собственной дочке только что исполнилось четырнадцать лет.
Странным был взгляд незнакомки – испуганный, заискивающий и одновременно доверчивый, как у потерявшегося щенка.
- Вы работаете в кафе «Музыка и цветы»? – почти беззвучно спросила она, когда Даля достала ключи.
- Я его хозяйка, - гордо кивнула Даля.
Как бы скверно ни шли дела, но говорить: «Я – хозяйка кафе», - ей по-прежнему было приятно. Как в первый день.
- Я... – начала было бритая девица, умолкла, смущённо потупилась, наконец набралась решимости и выпалила: - Мне сказали... сказал один человек, у вас тут можно получить новую судьбу?
Даля мысленно схватилась за голову. Ох, мамочки. Уже разболтал. Но вслух строго сказала:
- Только при условии, что вы совершеннолетняя. И учтите, сейчас их на складе всего две. Хотите иметь большой выбор, приходите в конце недели. А ещё лучше – в понедельник, чтобы наверняка.
- Нет, - помотала головой девица. – Это ничего, что две. Мне и одной хватит, лишь бы прямо сейчас. Я вчера вообще в окно хотела... Нет, не слушайте меня, это неважно. Просто долго точно не вытерплю. И мне уже девятнадцать. Хотите, за документами сбегаю? Я тут рядом живу.
- Сбегайте, - кивнула Даля. – У нас с этим очень строго. – И, чтобы девица не передумала возвращаться, добавила, сменив суровый тон на ласковый: - А я пока кофе сварю.
В пятницу вечером, когда в кафе были Даля и Хлоя, пришла ещё одна барышня, в розовом пальто, без татуировок, с гладко причёсанными волосами, но, судя по выражению лица, с космических масштабов бардаком в голове. Спросила: «У вас ещё осталась одна судьба?» - и разревелась. Как такой отказать?
В понедельник на голову Нонне свалились сперва две бойкие подружки, с порога деловито спросившие: «Ну что, завезли новую партию?» - а ближе к вечеру – толстый молодой человек, которому восемнадцать лет должно было исполниться только через месяц. Но с такими отчаянными глазами, что пришлось сделать для него исключение. В смысле, дать погрызть кофейное зерно.
Во вторник толстяк привёл в «Музыку и цветы» своего друга, а пятничная барышня – старшую сестру. Ну а дальше заработало сарафанное радио, поток клиентов нарастал с каждым днём. В основном это были студентки, иногда с приятелями, но чаще с подружками. Мальчики приходили ближе к закрытию, поодиночке. Вид имели независимый и решительный, некоторые с порога объявляли, что ни в какие глупости не верят, а сюда пришли на спор, поэтому ладно, давайте вашу судьбу с низким коэффициентом экзистенциальной муки... правда, что ли, может полегчать?
Кофейные зёрна расходились на ура.
Впрочем, большинство новых клиентов заходили просто так, из любопытства, о новых судьбах не заикались, но явно знали, это было заметно по напряженным лицам и возбуждённо блестящим глазам. Но каждый что-нибудь да заказывал, это главное. Дела в «Музыке и цветах» понемногу пошли на лад.
Ещё до начала лета подруги с удивлением обнаружили, что их заведение постепенно становится популярным молодёжным кафе, хотя формат, как им до сих пор казалось, был не совсем подходящий. Но сменить его оказалось несложно: частично обновили музыкальный репертуар, научились заливать разноцветной глазурью свои фирменные шоколадные кексы, превращая их таким образом в модные капкейки, в букеты стали добавлять декоративную капусту, студентки раскупали их влёт, а для чаевых завели копилку, пёстрый керамический череп, назвали Эдо в честь дурацкого берлинского шутника. Студентки его обожали, а порой, перебрав «Восторженного кофе» с ромом и сливками по Нонниному рецепту, норовили украдкой поцеловать.
Кудрявый берлинский блондин, вопреки их смутным опасениям, больше не возвращался, но в сентябре прислал на адрес кафе фотографию джазового квартета, он – с контрабасом, на обратной стороне подпись: «Я не верил, а все получилось!» - а в конце декабря открытку с красными розами из Барселоны: «Счастливого Рождества». Нонна повесила оба послания над барной стойкой. Как раз удачно совпало: музыка и цветы.
Зато Нонна не растерялась; ничего удивительного, она всегда была мастером нечаянной импровизации, из тех, кто сам никогда не знает, что может выкинуть в следующую секунду, каковы будут последствия, и удастся ли их расхлебать.
Вот и сейчас Нонна гаркнула с неподражаемой сварливостью советской продавщицы, чьи сумрачные тени ещё порой мелькают на оптовых рынках, в буфетах сельских автовокзалов и на дальних задворках наших детских воспоминаний:
- Не больше трёх в одни руки!
Даля и Хлоя восхищённо переглянулись. Ещё немного, и они бы расхохотались, да и сама Нонна едва сдерживала смех, но ночной гость повёл себя как чёрт знает что: криво улыбнулся, кивнул и заплакал. Ну, то есть, не зарыдал в голос, но по его румяной щеке скатилась самая настоящая слеза, настолько крупная, что её существование невозможно было игнорировать. И смеяться сразу стало неловко. Свинство смеяться, когда на твоём пороге плачет взрослый человек.
- Извините, - почти беззвучно сказал он. – Просто... ну, как-то внезапно это всё. Я же не верил. Приехал сюда, вернее даже прилетел из Берлина и сразу пошёл вас искать, но на самом деле не верил. Твёрдо знал, что он меня разыграл.
«Ещё как разыграл!» - хором подумали три подруги. «По шее бы ему надавать за такие шутки, кем бы он ни был», - сердито добавила про себя Даля. «Всё-таки мальчишки – ужасные дураки», - с удивившей её саму нежностью вздохнула Хлоя. А Нонна, чьё буйное воображение чрезвычайно удачно уравновешивалось здравым смыслом, сказала:
- По-моему, вам надо выпить.
И поставила перед гостем рюмку с кальвадосом, которую буквально за секунду до его появления наполнила для себя, чтобы опытным путём выяснить, зачем люди пьют с горя и что при этом чувствуют. А вдруг действительно помогает? Однако даже начать эксперимент не успела. Вечно так.
Ну, не то чтобы с такого уж великого горя, но повод печалиться у Нонны, Дали и Хлои был. Дела в их общем кафе «Музыка и цветы» шли совсем неважно, пора было это признать. Как раз сегодня в очередной раз расплатились за аренду, а вечером, дождавшись ухода последнего из тридцати четырёх – за весь, мать его, долгий день! – посетителей, сели подбивать баланс. Без особого удивления выяснили, что за последний месяц едва-едва вышли в ноль, и это при том, что всё, включая бухгалтерию и уборку, делали сами, а арендная плата пока была невелика: помещение принадлежало Далиному троюродному брату, который согласился в первый год брать с них вдвое меньше средней рыночной цены, чтобы дать возможность наладить бизнес. До истечения срока оставалось четыре месяца – май и всё лето. Промежуточный итог оптимизма, мягко говоря, не внушал.
Это не было для хозяек «Музыки и цветов» настоящей катастрофой. То есть, им не грозила перспектива остаться с голыми задницами без крыши над головой. С трусами и крышами у них всё было более-менее в порядке, даже в долги не залезли, вложили в кафе только свои многолетние сбережения, время, труд, смутные, но упоительные надежды, остатки былой храбрости и наивные юношеские мечты о собственном идеальном, самом лучшем в мире кафе. Даже название «Музыка и цветы» придумали ещё на первом курсе, как им казалось, очень удачное. Люди часто шутят, описывая неожиданно накатившее лирическое настроение: «Хочется музыки и цветов», - и вот теперь всем будет ясно, куда в таких случаях надо идти. Выяснив, что в арендованном помещении несколько лет назад был цветочный магазин, обрадовались совпадению: значит именно так и назовём. Ради полного соответствия названию всегда держали на стойке несколько свежих букетов; впрочем, их никогда никто не покупал. Что касается музыки, у каждой была обширная фонотека, и вот наконец-то пришло время их объединить. По воскресеньям, закрыв кафе, варили кастрюлю глинтвейна и составляли плей-лист на следующую неделю, неизменно засиживались чуть ли не до утра, но по домам расходились не усталые, а радостно возбуждённые, как в юности со свиданий. Посмеивались над собой: любовь зла.
Ещё как зла.
Так всё отлично продумали, до мельчайших деталей, работали, не покладая рук, но дело почему-то шло ни шатко, ни валко, многочисленные прохожие равнодушно топали мимо, не обращая внимания на яркую вывеску, сулящую свежую выпечку и отличные скидки на кофе, например, сегодня – влюблённым парам, а завтра - всем, чьё имя начинается на букву «А». Реальность оказалась скучной сердитой тёткой без капли воображения, каждый день она повторяла всё громче и настойчивей: «Убирайтесь отсюда, девчонки, не путайтесь под ногами, неужели сами до сих пор не поняли: люди распрекрасно обходятся без вашего дурацкого кафе». И это, конечно, было особенно обидно, гораздо хуже, чем понапрасну потратить кучу денег, времени и усилий: выяснить, что твоя воплощённая мечта никому не нужна.
Но что ж теперь. Значит – так.
Вопрос, собственно, заключался в том, растягивать ли агонию до конца лета, или прикрыть кафе прямо сейчас. Умом подруги понимали, что за лето вряд ли что-то изменится к лучшему, однако все три сердца – инициаторы этой гиблой затеи - требовали бороться за «Музыку и цветы» до конца. У сердец был неплохой шанс настоять на своём, но тут внезапно сломалась новенькая кофе-машина. Получила задание приготовить латте для Дали и с блеском выступила в роли Брута. Такой вероломный удар.
Машина была дорогая, швейцарская; ясно, что на гарантии, но даже подумать страшно сколько времени уйдёт на гарантийный ремонт. И чем всё это время поить немногочисленных посетителей? Варить кофе в турках, которые стоят на полках для красоты? Не смешите. Мы так, пожалуй, в первый же день с ума сойдём. Да и клиенты вряд ли согласятся ждать каждую порцию четверть часа. Для френч-пресса придётся закупить зёрна классом повыше, о новомодном кемексе лучше даже не вспоминать. Проще уж сменить табличку на «Чайную», или вызвать с утра знакомого мастера. Который будет возиться, в лучшем случае, до обеда и обдерёт их как липку, но всё равно это самый разумный вариант.
В общем, руки у них окончательно опустились. Как ни крути, а поломка смыслообразующего кофейного агрегата в момент обсуждения ближайшего будущего – плохой знак.
Бессильно погрозив кулаком мёртвой машине, Нонна сказала: «Ответ, по-моему, ясен», - налила себе рюмку кальвадоса, и тут к ним ворвался дурацкий румяный блондин. Будний день, вторник, десять минут до полуночи - странное время для посещения кафе, на дверной ручке которого, к тому же, висит самодельная табличка «Закрыто». Впрочем, табличка вполне могла случайно перевернуться. Это бы многое объяснило. Хотя, по большому счёту, всё равно ничего.
Блондин, кстати, выжрал Ноннин кальвадос и бровью не повёл, даже не скривился, как будто это не сорокаградусный яблочный бренди, а просто глоток воды. Поставил пустую рюмку на стойку, сказал:
- Спасибо. А почему «не больше трёх в одни руки»? То есть, у вас можно получить сразу три судьбы? И как их потом проживать? По очереди? Или одновременно? Не представляю. С одной не знаешь, как справиться, а тут – целых три...
Даля и Хлоя вопросительно посмотрели на Нонну. Дескать, сама всё это затеяла, сама и выкручивайся. А мы будем слушать тебя очень внимательно. Нам тоже интересно про три судьбы.
- Ну как-как, - укоризненно сказала Нонна, сразу всем троим. – Одну сейчас, ещё две – в последующих перерождениях. Потому и не больше трёх, что перерождения довольно трудно контролировать. В Бардо смерти полно хулиганов. Все эти несуразные Гневные божества, да и так называемые Милосердные ничем не лучше, тоже пугают народ черепами и чашами с кровью, создавая путаницу и бардак.
Даля и Хлоя восхищённо вздохнули – надо же, выкрутилась. К Нонниным импровизациям они, по идее, давным-давно должны были привыкнуть, но всё равно каждый раз удивлялись заново: во даёт!
- Получается, в «Тибетской Книге Мёртвых» правда написана? – просиял блондин.
- Более-менее, - уклончиво ответила Нонна. – Насколько это вообще возможно. Вы сон когда-нибудь пробовали словами подробно пересказать? Ерунда же выходит.
Блондин неуверенно кивнул.
- Ну вот. Представляете, какая фигня получается, когда человек пытается словами пересказать смерть? Впрочем, чего тут представлять, все мы эту фигню читали. Правда, в разных переводах. Но вряд ли перевод принципиально что-то меняет. Рассказывайте лучше, зачем вам новая судьба? И почему вы пришли за ней именно к нам?
- Вообще-то мы свои услуги не афишируем, - подхватила Даля – не столько для гостя, сколько для Нонны. Показать ей: я тоже в игре.
- До такой степени не афишируем, что можно сказать, тщательно скрываем, - добавила Хлоя, что в переводе с языка легкомысленного щебета на язык серьёзного разговора означало: «Делайте что хотите, я вас не выдам. Но только при условии, что вы мне потом объясните... ладно, чёрт с вами, без условий, просто так».
- Ну как – зачем новая судьба? – вздохнул блондин. – С той, что есть, я не справляюсь. Не настолько, чтобы вот прямо сейчас в петлю, но к тому, честно говоря, идёт. Совсем запутался. И кучу народу подвёл – не столько какими-то поступками, сколько самим фактом своего существования. Я до такой степени невезучий, что иногда кажется, волоку за собой какое-то нелепое проклятие, о котором ни сном, ни духом. Всем, кого я люблю, делаю только хуже; тем, кто любит меня, совсем кранты, а... Нет, это всё-таки очень личное. Я так не могу. Неужели обязательно рассказывать подробности?
- Не обязательно, - утешила его добросердечная Хлоя.
Нонна и Даля чуть было не показали ей по кулаку – дура ты дура, подробности это же самое интересное! Но сдержались. По большому счёту, Хлоя конечно права, хотя всё равно до смерти любопытно послушать исповедь человека, которого любит целая куча народу, а он – какую-то другую целую кучу. И ещё удивляется, что вся эта невразумительная толпа почему-то не особенно счастлива рядом с ним.
- Спасибо, - поблагодарил Хлою гость. – На самом деле, никаких особенных тайн, просто неловко рассказывать. А к вам я пришёл потому, что мне дали ваш адрес.
Дружным хором спросили:
- Кто?!
- Приятель. Вернее, просто знакомый. Прежде видел его всего пару раз. Зовут Эдо, но кстати, я даже не знаю, Эдвин он, Эдмунд или Эдуард. И фамилию запамятовал; впрочем, может никогда и не слышал. Вроде, художник, примерно мой ровесник, может, чуть старше, но вряд ли ему больше сорока...
Подруги разочарованно переглянулись. Никто из их знакомых под это описание явно не подходил.
- Два дня назад я напился, - покаялся блондин. И поспешно добавил: - На самом деле, я не какой-нибудь пьяница. Обычно держу себя в руках. Но тут всё так сложилось... В общем, сорвался. Пошёл по барам, один. Видеть никого не мог – так мне, по крайней мере, казалось. Но когда встретил Эдо, обрадовался. С ним обычно весело. Он такой человек... ну, как говорят, с неоднозначной репутацией. Одни его обожают, другие терпеть не могут, но это неважно. Самое главное, на меня ему совершенно точно плевать. Наверное поэтому у меня развязался язык, и я стал ему жаловаться – не столько на конкретные обстоятельства, сколько на жизнь в целом. На своё фатальное невезение, похожее на проклятие, от которого страдают все вокруг. Примерно как вам сейчас. И вдруг он сказал: «Ну так слушай, со мной когда-то примерно то же самое было. Эта проблема решается просто: надо сменить судьбу. Если хочешь, расскажу, где это могут устроить». Звучало как полная ерунда. Я уж насколько был пьян, а не поверил. Но адрес всё равно попросил. Потому что верить-не верить это одно, а действовать – совсем другое. Говорят, родственники безнадёжно больных, даже самые образованные, под конец начинают бегать по шарлатанам, обещающим исцеление птичьими потрохами или болотной травой. Я их хорошо понимаю. Иногда легче делать глупости, чем вообще ничего.
Подруги переглянулись. Всем им не раз доводилось делать подобные глупости. И они заранее знали: если что, поступят так снова. Потому что сидеть, сложа руки, и ждать исполнения приговора действительно невыносимо. Хуже не придумаешь.
Нельзя разбивать ему сердце – вот о чём они тогда думали. Каждая формулировала по-своему, но какая разница, главное, что нельзя.
- И этот человек дал вам наш адрес? – наконец спросила Даля.
- Да. Вот, записал.
Блондин зачем-то достал из кармана измятую пивную картонку, на обороте которой красовалась чёткая надпись зелёным карандашом: «Miesto Sienos str. Muzika ir gėlės». Вроде, всё правильно. Хотя откуда бы знать об их кафе какому-то художнику из Берлина? Его и местные-то игнорируют. С ума сойти.
Впрочем, можно ни с чего не сходить, а просто вспомнить, что осенью, сразу после открытия к ним довольно часто заглядывали инрстранцы. Благо туристический сезон тогда ещё не закончился, а гостиниц вокруг предостаточно. Вот и весь секрет.
- Ладно, - наконец сказала Нонна. – Только учтите, насчёт судеб для будущих перерождений я пошутила. Иногда меня заносит, извините, пожалуйста. У меня не было цели выставить дураком лично вас.
Даля и Хлоя грозно уставились на подругу: эй, даже не вздумай сейчас выходить из игры! А кудрявый блондин помрачнел, приготовившись мужественно встретить очередной – будем честны, не то чтобы неожиданный – удар судьбы.
Насладившись общим замешательством, Нонна невозмутимо продолжила:
- Новая судьба будет действовать только до конца вашей жизни. Если не понравится, можно попробовать снова её сменить, но не раньше, чем через год. Просто их сейчас всего три штуки осталось. Судьбы в последнее время быстро разбирают: весна – время перемен. Новая партия будет только в конце недели. Но если вам срочно, то есть эти три. Невелик выбор, согласна, но по крайней мере, он у вас есть.
- С ума сойти можно, - сказал их ночной гость. Он улыбался, но губы его дрожали. – Я же буквально полтора часа назад прилетел, добрался до центра и сразу вас нашёл. И вы меня не прогнали. Я ещё не успел поверить, что всё это правда, а уже надо выбирать. Может и хорошо, что так. Если бы окончательно поверил, испугался бы сейчас ужасно. А так – как будто просто игра.
- Игра и есть, - подтвердила Нонна. И, не удержавшись, ввернула цитату: – Вся наша жизнь игра. Знать бы ещё чья.
«И надрать бы этому затейнику уши», - сердито закончила она про себя. Жалко всё-таки мальчишку. Влип он с этим своим дурацким приятелем. А уж с нами как влип!
Но отступать, в любом случае, было поздно. Только не сейчас. «Мама дорогая, ну и что мне теперь делать? – тоскливо подумала Нонна. – Как изобразить перемену судьбы, чтобы это было хоть немного похоже на правду? Господи, чего Ты расселся на своих небесах? Не видишь, я в тупике. Подскажи!»
Она молилась всего пятый раз в жизни. Первые четыре раза, надо сказать, вполне помогло. Именно поэтому Нонна старалась молиться как можно реже. Нехорошо постоянно лезть с просьбами к чему-то настолько непостижимому, что вряд ли представится шанс Его отблагодарить. Но сейчас наверное можно. Всё-таки не для себя.
- А что это за судьбы, можно узнать заранее? – осторожно поинтересовался блондин. – Хотя бы примерно, в общих чертах? Чтобы не нарваться на совсем уж невыносимую.
- Совсем невыносимых не держим, – утешила его Хлоя. – У нас только самые качественные судьбы: удачливость не меньше шестидесяти процентов, уровень свободы воли начиная с четвёртого, коэффициент экзистенциальной муки максимум ноль-две десятых по шкале Иова-Мазоха. Какой смысл впаривать людям фуфло?
Такого выступления от обычно не в меру серьёзной Хлои подруги не ожидали. Что тут скажешь, молодец.
- А вот узнать подробности, к сожалению, невозможно, - наконец продолжила Нонна. – Даже, как вы говорите, в общих чертах. Потому что судьбы у нас в качественной упаковке, через неё ничего не видно. Что только к лучшему: будучи пересказанной словами, судьба неизбежно искажается – вашими ожиданиями, нашими индивидуальными интерпретациями, в конце концов, просто особенностями самого языка.
- Но вы же сказали, можно будет выбрать, - опешил блондин.
- Выбирать придётся наугад, вслепую, - отрезала Нонна. – По велению сердца, ну или левой пятки, не знаю, кто у вас в организме сегодня главный. Но только так.
- Ой, это плохо, - нахмурился гость. – Я думал, будет хоть какая-то информация. А вдруг только сделаю хуже? Хотя, если вы говорите, коэффициент экзистенциальной муки гораздо ниже единицы...
- Вот именно! – с нажимом подтвердила Даля. – Мне показалось, вам особо нечего терять.
- И правда, нечего, - неожиданно легко согласился блондин. – Извините, что торгуюсь. Просто как-то иначе это себе представлял. Думал, мне расскажут хоть какие-то подробности: вот, например, судьба богача, обременённого большой дружной семьёй, это судьба вечно колесящего по миру весельчака, а здесь ничего выдающегося, зато хозяин этой судьбы обладает чудесной способностью радоваться каждому дню... Но ладно, как скажете. Наугад, значит наугад.
К этому моменту Нонна уже нашла если не выход, то какое-то его подобие. Всё лучше, чем номера на бумажках писать. Встала, вышла в кладовую, вернулась с таким торжественным выражением лица, словно дочь замуж отдавала. Положила на стойку три кофейных зерна, сказала:
- Выбирайте.
- Это просто кофейные зёрна?! – их гость не смог скрыть разочарования. Да и вряд ли хотел.
- Кофейные зёрна – не то, чем они кажутся, - неожиданно брякнула Хлоя. Тут же прикусила язык, но блондин, похоже, не распознал в её словах шутку. Надо же, неужели «Твин Пикс» не смотрел?
- Не верите – воля ваша, - устало сказала Нонна. – Мы вас сюда силком не заманивали, вы сами пришли. Но на всякий случай имейте в виду: верить совершенно не обязательно, зерно всё равно сработает. Достаточно просто выбрать одно, положить в рот, разгрызть и проглотить.
Он посмотрел на неё с отчаянием ребёнка, которого привели в поликлинику делать укол и теперь сулят золотые горы, лишь бы не выдирался; заранее ясно, что ничего не будет, взрослые вечно врут... Или всё-таки на этот раз говорят правду? Рискнуть? Или убежать?
Взял кофейное зерно, сунул за щёку, хрустнул, невольно поморщился:
- Горько. Это такая судьба?
- Это такая у вашей судьбы упаковка, - отрезала Даля. – Кофе всегда горький, что в него ни добавляй.
- И что мне теперь делать? – спросил блондин. – Я имею в виду, что положено? По ритуалу? Ночь не спать? Или наоборот, нужен покой?
- Это как раз не имеет значения, - строго сказала Нонна. – Что важно, так это запить. Всё равно, чем, главное хорошенько прополоскать рот, чтобы ни крошки там не осталось. А то знаете, бывают случаи: у одного судьба в дырке между зубами застрянет, другой её нечаянно выплюнет, а потом удивляются, что никаких перемен... Чего вам налить?
Гость, так и оставшийся безымянным, покинул их примерно четверть часа спустя, такой обалдевший от переживаний, словно выпил не кружку чая с ромом, а полведра какого-нибудь мухоморного отвара. Оставил сто евро, хотя Нонна, Хлоя и Даля дружно отказывались, объясняли, что судьба даётся бесплатно, не такой это товар, чтобы деньги за него брать. Но блондин твёрдо сказал: «Значит, это за напитки», - развернулся и ушёл. Подруги ещё долго молчали, глядя то на засунутую под кружку зелёную купюру, то на закрывшуюся за гостем дверь.
- Интересно, - наконец спросила Хлоя, - ему есть, где переночевать?
- Ну, он же всё-таки немец, - неуверенно сказала Даля. – Прилетел из Берлина. Немцы всё всегда заранее планируют. Небось не пропадёт.
- Да какой он немец, с таким-то акцентом, - усмехнулась Нонна. – Явно русский. Или украинец. Ну, может быть, поляк. Но в данном случае это совершенно неважно. У психов не бывает национальности. Одно большое международное братство. И мы в нём тоже теперь состоим.
- Я, знаешь, даже рада, что мы всё это устроили - откликнулась Хлоя. – Дурацкие шутки у его приятеля. Небось доволен собой, предвкушает, как белобрысый прибежит к нему с претензиями: «Ты всё наврал про судьбу! Меня там послали к чёрту!» И как он будет хохотать – так ты, дурачок, поверил? А теперь пусть сидит, гадает, чего наделал, как так вышло, что в каком-то литовском кафе действительно раздают новые судьбы, не упустил ли он свой единственный шанс, и кто кого на самом деле удачно разыграл.
- Вот это точно, - улыбнулась Нонна.
- А судьба? – укоризненно спросила Даля. – Вот вернётся он домой, счастливый и окрылённый, а судьба всё та же. Полный провал.
- В самом худшем случае, теперь у него будет возможность решить, что новая судьба тоже оказалась как-то не очень, и коэффициент экзистенциальной муки ноль-две десятых совсем не подарок, зато через год можно будет попробовать ещё раз, - заметила Нонна. – Надежда часто делает нас полными дураками, но лично я предпочитаю по возможности её иметь.
- А может быть он вернётся домой такой довольный, вдохновлённый нашими обещаниями, что теперь всё действительно пойдёт иначе? – предположила Хлоя. – Так иногда бывает. Эффект плацебо никто не отменял.
- Фыр, - вдруг сказала кофейная машина. Немного помолчала и бодро повторила: - Фыр-фыр-фыр!
- Матерь божья, это что же она, починилась от наших разговоров? – ахнула Даля.
- Сейчас проверим, - встрепенулась Нонна. – Эффект плацебо, значит? А что ж, всё может быть.
Два дня спустя, когда была Далина очередь открывать кафе, у запертой калитки, ведущей в крошечный внутренний дворик у входа, топталась какая-то странная девица. И дело совсем не во внешности, таких сейчас полный город, с бритыми головами, зелёными чёлками, разноцветными татуировками, серьгами в носу и в рваных колготках, которые стоят втрое дороже целых, это Даля знала не понаслышке, её собственной дочке только что исполнилось четырнадцать лет.
Странным был взгляд незнакомки – испуганный, заискивающий и одновременно доверчивый, как у потерявшегося щенка.
- Вы работаете в кафе «Музыка и цветы»? – почти беззвучно спросила она, когда Даля достала ключи.
- Я его хозяйка, - гордо кивнула Даля.
Как бы скверно ни шли дела, но говорить: «Я – хозяйка кафе», - ей по-прежнему было приятно. Как в первый день.
- Я... – начала было бритая девица, умолкла, смущённо потупилась, наконец набралась решимости и выпалила: - Мне сказали... сказал один человек, у вас тут можно получить новую судьбу?
Даля мысленно схватилась за голову. Ох, мамочки. Уже разболтал. Но вслух строго сказала:
- Только при условии, что вы совершеннолетняя. И учтите, сейчас их на складе всего две. Хотите иметь большой выбор, приходите в конце недели. А ещё лучше – в понедельник, чтобы наверняка.
- Нет, - помотала головой девица. – Это ничего, что две. Мне и одной хватит, лишь бы прямо сейчас. Я вчера вообще в окно хотела... Нет, не слушайте меня, это неважно. Просто долго точно не вытерплю. И мне уже девятнадцать. Хотите, за документами сбегаю? Я тут рядом живу.
- Сбегайте, - кивнула Даля. – У нас с этим очень строго. – И, чтобы девица не передумала возвращаться, добавила, сменив суровый тон на ласковый: - А я пока кофе сварю.
В пятницу вечером, когда в кафе были Даля и Хлоя, пришла ещё одна барышня, в розовом пальто, без татуировок, с гладко причёсанными волосами, но, судя по выражению лица, с космических масштабов бардаком в голове. Спросила: «У вас ещё осталась одна судьба?» - и разревелась. Как такой отказать?
В понедельник на голову Нонне свалились сперва две бойкие подружки, с порога деловито спросившие: «Ну что, завезли новую партию?» - а ближе к вечеру – толстый молодой человек, которому восемнадцать лет должно было исполниться только через месяц. Но с такими отчаянными глазами, что пришлось сделать для него исключение. В смысле, дать погрызть кофейное зерно.
Во вторник толстяк привёл в «Музыку и цветы» своего друга, а пятничная барышня – старшую сестру. Ну а дальше заработало сарафанное радио, поток клиентов нарастал с каждым днём. В основном это были студентки, иногда с приятелями, но чаще с подружками. Мальчики приходили ближе к закрытию, поодиночке. Вид имели независимый и решительный, некоторые с порога объявляли, что ни в какие глупости не верят, а сюда пришли на спор, поэтому ладно, давайте вашу судьбу с низким коэффициентом экзистенциальной муки... правда, что ли, может полегчать?
Кофейные зёрна расходились на ура.
Впрочем, большинство новых клиентов заходили просто так, из любопытства, о новых судьбах не заикались, но явно знали, это было заметно по напряженным лицам и возбуждённо блестящим глазам. Но каждый что-нибудь да заказывал, это главное. Дела в «Музыке и цветах» понемногу пошли на лад.
Ещё до начала лета подруги с удивлением обнаружили, что их заведение постепенно становится популярным молодёжным кафе, хотя формат, как им до сих пор казалось, был не совсем подходящий. Но сменить его оказалось несложно: частично обновили музыкальный репертуар, научились заливать разноцветной глазурью свои фирменные шоколадные кексы, превращая их таким образом в модные капкейки, в букеты стали добавлять декоративную капусту, студентки раскупали их влёт, а для чаевых завели копилку, пёстрый керамический череп, назвали Эдо в честь дурацкого берлинского шутника. Студентки его обожали, а порой, перебрав «Восторженного кофе» с ромом и сливками по Нонниному рецепту, норовили украдкой поцеловать.
Кудрявый берлинский блондин, вопреки их смутным опасениям, больше не возвращался, но в сентябре прислал на адрес кафе фотографию джазового квартета, он – с контрабасом, на обратной стороне подпись: «Я не верил, а все получилось!» - а в конце декабря открытку с красными розами из Барселоны: «Счастливого Рождества». Нонна повесила оба послания над барной стойкой. Как раз удачно совпало: музыка и цветы.
»» Нажмите, для закрытия спойлера | Press to close the spoiler ««
© chingizid