Песни, которые они сегодня поют, напоминают лишь призывные вопли дешёвых куртизанок, с которыми я всегда не прочь был потешиться, но сейчас даже в их глазах не нахожу блеска. Размылась грань между честной женщиной и куртизанкой, и последняя перестала оттачивать мастерство. Она перестала любить свое ремесло, и превратилась в пустое, безжизненное тело, которое не приносит удовлетворения мужчине, и вызывает лишь отвращение у самой себя.

Я никогда не ждал от женщины умных слов, но то, что вылетает из её уст сегодня, не только не умно, но и совсем не изящно. Они небрежно произносят слова, бранятся наравне с мужчинами, и частенько из милого алого ротика вылетают столь гнусные речи, что я готов бежать, не останавливаясь, только бы не слышать их.

Похоже, сдержанность перестала существовать в сознании женщины вообще! Она всецело отдаётся своим плотским желаниям и низменным позывам. Видали ли Вы, чтобы порядочная женщина бранила своего супруга за то, что он редко прикасается к её телу? Ах, что я говорю, конечно же слыхали. Сегодня это не просто распространено, но и всецело одобряется, в том числе и мужчинами, что расстраивает меня невыразимо. И вместо того, чтобы украсить своё тело, пробудить в нём новую страсть, применив свои сильные чары, она корит его, упрекает, и ставит под сомнение его мужскую сущность.

Что касается женских чар, то, сдаётся мне, многие дамы совершенно не знакомы с ними. Видели бы Вы, как они флиртуют. Кажется, что лишь задняя их часть приспособлена для того, чтобы выразить свой интерес к мужчине. Когда дама хочет обратить на себя внимание, она призывно виляет, проходя мимо тебя… Или же начинает крутить бёдрами, изображая некое подобие танца под ритмичную и совсем не мелодичную музыку. Если она сидит рядом, то обязательно положит руку себе на бедро, погладит его… И лишь такими жестами владеют сегодняшние красотки. Иногда, особенно продвинутые в делах флирта красавицы, могут умело поправить причёску, а некоторые, особенно способные, могут состроить весьма недурственный взгляд … Но, поймав этот взгляд, я тысячу раз жалею, что сделал это.

И жалею не потому, что она способна разбудить страсть, которая может меня погубить, и не потому, что идя за этим взглядом, я оставляю позади всю свою жизнь и вступаю в неизвестность… А потому что потом не происходит ничего. Капризное и скучное создание! Она облизывает мои губы, довольно неряшливо раздевается и вместо любовной игры, которая могла бы раскрыть друг друга и помочь познать блаженство небытия, она предлагает техничные стоны, активные подёргивания и обязательное царапанье моей спины. Ах, знаете ли, я ухожу от неё с чувством глубокого стыда, как человек, которого застали за прелюбодеянием с собственной козой. Поэтому я все чаще ухожу рано утром, не прощаясь, не в силах заглянуть в её пустые глаза.

Но поверьте мне, любовнику, насладившемуся лучшими женщинами мира всех времён и народов, если бы дело касалось только постельных утех, я бы с грустью оставил эту сферу навсегда, и переключился туда, где женщина лучше всего способна проявить свою женственность. Однако же не осталось сфер, где я смог бы почувствовать неповторимый аромат женщины, каким я знал его в лучшие годы.

Они не любят театр. Она не способна ощутить возвышенных чувств, и волна наслаждения не захлёстывает её при звуках произведений Моцарта, Баха, Штрауса. Она разглядывает великие полотна, запоминая имена художников, направление, которому он принадлежал, название картинной галереи и журнала, в котором она прочла о «модной» выставке. Я хожу по музеям в надежде найти хоть одну женщину, которая бы плакала над полотном великого мастера. И не нахожу.

Они не плачут в церкви. Она приходит, ставит свечку, целует крест и прикладывается к мощам. А на лице такое озабоченное выражение, будто она рассчитывается с продавцом в магазине. Самое возвышенное выражение, которое я когда-либо замечал в церкви – отрешённость. Она опустошает свою голову, загипнотизированная хористами, но не впускает туда Бога.

Она не знает Бога! Она думает, что Бог живет в исповедальной комнате. Что батюшка в церкви – безгрешен, что святая вода полезна для здоровья, что поститься следует для того, чтобы похудеть. Она бросается в объятия первого встречного, вспоминая слова кого-то из своих знакомых о том, что Бог велел всех любить, и это он создал плотское влечение, а значит, надо всецело отдаваться ему. Она говорит: «мы занимались любовью» вместо «мы придавались греху», и свято верит в праведность своего блуда.

Женщина разучилась любить. Вернее, она выдает за любовь то, что не являлось ею никогда, и при этом свято верит в свои сильные чувства. Ах, как мне хотелось скорее укрыться от дамы, которая бросалась с кулаками мне на шею и вопила: «Я же люблю тебя! Я хочу тебя видеть! Почему ты опоздал на двадцать минут? Я ждала тебя! Я так тебя люблю…» И самое страшное, что она даже не догадывается, что ту страсть и безраздельное чувство собственничества, называют не иначе, как одержимость. «Ты должен», - говорит она мне и перечисляет список моих обязанностей по отношению к ней – ты должен это делать, потому что я люблю тебя…

Ах, простите мои милые друзья, но я никогда не был в силах объяснять что-то женщине, а уж тем более сегодня, ведь это её искреннее заблуждение так крепко, и так активно поддерживается со всех сторон, что я боюсь, скоро и совсем забудут о любви. О любви чистой и настоящей. Я вспоминаю те дни, когда женщина кротко ждала своего возлюбленного годами, не получая от него ни единой весточки. Как шла за ним, куда бы ни загнала их судьба, принимая все препятствия на пути как то, что и должно быть, а не как то, чего следует избегать. Я помню, как, выходя замуж, она точно знала: «это Бог послал мне мужа, и я должна быть верной супругой и добродетельной матерью».

Сегодня она не должна ничего и никому. Даже детям своим, даже родителям, которые взрастили её, даже мужу, который всё ещё готов содержать её. «Я свободный человек», - заявляет она, имея в виду, что не хочет брать на себя никаких обязательств. И совершенно забывает, что свобода – это лишь право выбирать обязательство. И, выбирая, свято их исполнять. Сегодня женщина свободна ото всего: от любви, от привязанностью, от нравственных принципов… Она свободна от того, что составляет основу жизни… Что является основным вместилищем души. И поэтому её душе больше негде жить.

Все, что сегодня я встречаю под названием «любовь» - это лишь испепеляющая страсть, которая губит не только сердца тех, кто позволил ими овладеть, но и всё вокруг. Сразу же за страстью просыпается ненависть, которая сменяется новым пожаром, а затем новым холодом. Все, что зовут сегодня любовью, сопряжено со страданием, отчаянием, грубостью, слезами, истериками и абсолютной потерей способности жить и наслаждаться жизнью.

Лишь однажды за долгие годы встретил я девушку, которая не позволяла страсти овладеть нашими душами. Я смотрел на неё, любовался, и наслаждался тем подъёмом всех жизненных сил, которые рвались обладать её телом. Но я сидел, смотрел, и лишь позволял этому огню гореть, и сгореть, не вырвавшись наружу. А она стояла передо мной на коленях в кружевном белье, смиренно опустив голову, и ощущала ту же страсть, которая также сильно горела и не могла вырваться наружу…

То, что сегодня зовут любовью, совсем не похоже на светлое чувство радости, которое накатывает просто от сознания того, что человек есть. Что он – чудо, он – целый мир. И этот мир – самое ценное и самое главное, что может быть на земле для любящего человека. И совершенно не важно, что происходит в этом человеке-мире, какой он сам по себе, и что делает для тебя. Важно, чтобы был он. И в только в счастье этого человека заключается собственное счастье.

Но сегодня как-то по-особенному трактуют эту мысль, полагая, что «в нём всё моё счастье». То есть, в его словах, в его подарках и знаках внимания, в его поведении и в его жертвах. Жертвы приносят богиням, но богини дают веру, смысл жизни и покровительство. Сегодняшние дамы – лишь бесполезные идолы, которые годны лишь для того, чтобы мёртвым грузом жить в доме и напоминать о богине, в которую когда-то так сладко было верить.

А все дело в том, что женщина сама потеряла веру. Она теперь не верит ни в Бога, ни в черта. Ах, каковы бывали плутовки, продавшие свои души дьяволу и сотнями поставлявшими души соблазнённым мужчин в адские жёрнова. Эти прекрасные штучки, совершенное воплощение зла, были во сто крат благороднее, нежели сегодняшние ни во что не верящие дамы. Сегодня они не просто уничтожают душу мужчины. Они лишают жизнь какого-либо смысла. Они ставят под сомнение сам факт существования жизни.

Сегодня некому нести свои победы – мужчина вернётся и легко обнаружит в своей постели другого мужчину. Никто не утешит после тяжёлых дел, а лишь будет требовать к себе внимания и обожания. Никто не излечит добрыми руками твои телесные раны, и не зальёт добрыми словами душевные…

Сегодня никто не призывает мужчину к великим делам – шубы и бриллианта достаточно для сносной жизни. На женщину нельзя опереться – любая, даже самая скромная, способна предать. Не из-за злости своей, не из-за подлости души, а только лишь из-за малодушия. Только если вдруг ей показалось, что кто-то где-то может дать ей больше. Никто сегодня не воспитывает силу духа, никто не даёт надёжной опоры, и мужчина теряется и слабеет.

Тело его слабеет, потому что некому противостоять. Ему некого завоёвывать – и душа черствеет. Никто не нуждается в его защите – и он опускает руки. Он в принципе не знает, что делать, потому что сосуд, в котором должна содержаться истина, растаскан десятками желающих насытиться живительной влагой. Этот сосуд не хранится в чистоте – и живительная влага становится ядом…

Не осталось ценных и святых тем в отношениях мужчины и женщины. Всё выносится на обозрение и высмеивается. Женщина потеряла свою загадочность. Её душа, как в открытом шкафу, разложена по полочкам. Не даром сегодня так модны шкафы без створок. Измены, прокладки, перхоть, гламур, волосы на ногах… Ах, ну как же можно превозносить существо, которое ежедневно сбривает волосы? Как хотел бы я не знать всего этого…

Но даже когда я пытаюсь закрыть глаза и увидеть образ женщины, какой она может быть в своём совершенном развитии, она выдёргивает меня из прекрасного дурмана и спрашивает: «Почему ты не замечаешь мою новую кофточку?», «А помада у меня от Ланком…».

Я ухожу, господа. Я умираю. Мне больше нет места на земле. Закончились мои милые кокетки, которые с каждой новой встречей становились все более совершенными любовницами. Исчерпались почтенные матери, которые лишь утверждались в своей добродетели, проведя со мной в беседах долгие ночи. Нет больше роковых женщин, способных меня, великого любовника всех времён и народов, обаять, соблазнить и уйти, расквитавшись за тысячи женщин, оставленных мной. Я устал. Я ослаб. Я больше не нахожу Женщины. И поэтому я умираю. Я хочу умереть, пока не стёрлась из моей памяти многоликая и совершенная, возвышенная и неистовая – настоящая Женщина.

27.12.2007

это и ещё многое о Настоящей Женщине опубликовано тут
Марина Копылова

Сегодня женщина перестала быть женщиной. Наверное, она устала. Она устала манить и соблазнять, устала восхищать и вдохновлять.

Не устала, а обленилась!
Всю свою энергию и силу направляют на то, чтобы отстоять свои права, блин, сравняться с мужиками. Вот и перестают быть женщинами, становятся бесполыми какими-то.
А насчет соблазнять и вдохновлять - это намного тяжелее, чем просто пахать в качестве бизнес леди, размахивать конституциями или выполнять функции премьера.

Airae Она может говорить только за себя.

И поэтому, Господа, вовсе не женщин я считаю повинными в смерти великого любовника. Они-то остались прежними: гибкими и приспосабливаемыми, сильными и как никто другой способными к выживанию. Если для выживания нужны чары – получите! Возьмите! Зачарует, обольстит, и не заметишь, как попал в её сети. Если для выживания нужна красота – пара штрихов и самая незаметная самочка превращается в фурию, способную свести с ума любого мужчину… Другое дело, что сегодня им не требуется выживать с помощью мужчин. Мужчина перестал быть для женщины стеной… И не женщины виноваты в том, что любви они стали предпочитать практичность и расчет.

В этом виноваты мы, деятели искусства. Да, говорю Вам, господа, ведь это же мы создаём ореол над женщинами, ведь это мы в своих поэмах и романах обожествляем милых дам. Это мы превозносим их достоинства и умалчиваем недостатки. Ну что стоила бы Елена без Гомера? Скажите мне. Кто бы узнал, что Троянская война разгорелась из-за её красоты? Ну что Вы! Сегодняшний историк наверняка нашел бы иной повод: территориальные претензии, религиозные разногласия, или подозрения в создании супер-оружия троянцев против Греков. И каждая из этих версий нашла бы своё подтверждение.

Но нет же, Господа! Троянская война разгорелась из-за женской красоты, и все народы знают об этом. Точка.

А вспомните прекрасных дам Средневековья. Кто, скажите мне, как ни барды, создавали этих женщин? А барды, Господа, имели тогда очень сильное влияние на общественное сознание. И если уж воспел Талиесин Гвиниверу, то будь она трижды глупой изменницей, в умах народа она так и осталась настоящей Королевой и прекрасной возлюбленной сэра Ланселота.

Или дамы, участвующие в дворцовых делах… Думаете, они нежнее и тоньше чувствовали? Чушь! Единицы были по-настоящему духовными барышнями. О них и слагали легенды певцы и поэты, как о настоящих героинях, как о том, что выбивается из ряда вон. А большая часть всё же были, как и теперь, озабочены нарядами, балами да подарками, не заботясь о «высоком полете».

Да что там говорить, порой совершенно обыкновенная простушка становилась Богиней, одетая в собственные чувства поэта, рожденные его воображением. Вспомните Кольцова и его «милую», которая «на заре туманной юности» пленила его своей красотой. Обыкновенная деревенская девушка, которая попала в поле зрения поэта в период полового созревания. Об этих женщинах мы говорим? С ними сравниваем своих милых современниц?

Или мы сравниваем их с великими женщинами: царицей Клеопатрой и Екатериной Великой, Таис Афинской и леди Гамильтон? Тогда, Господа, нам и говорить не о чем. Такие женщины – не плоды своих времен и нравов, они родились не благодаря особому общественному устройству и какому-то особому отношению к ним мужчин! Они родились вопреки всему. И явили собой чудесный гений, который может явить любая эпоха с любым типом социального устройства.

Но и они – эти великие гениальные женщины – чем были бы они, если бы не мы, жрецы искусства, сохраняющие память о них в веках? Кто рассказал бы миру об императрице Екатерине, если бы не молодой Ломоносов, написавший оду в её честь? Кем была бы Клеопатра, не дойди в устных песнях и преданиях слава о ней…

Согласен, Господа, есть времена, когда воспитание женщин отличается особым изяществом. Женщин учат светскому мастерству и этикету, чувству такта и проницательности, кротости и эстетизму. И дамы, воспитанные в такой манере, транслируют эти правила в общества, где они появляются. Но обратите внимание, что образец воспитания, опять же, задаем мы, деятели искусства.

Воспевая сегодня самостоятельную, незаивисимую женщину, способную обеспечить себя, вырастить ребенка и принести дополнительную пользу обществу, мы сами уходим от тех идеалов женственности, о которых тосковал Дон Жуан. Взгляните на героиню сегодняшних произведений искусства: она ложится в постель на первом свидании, она резка и грубовата, за нее работает прислуга, а муж – не авторитет. При этом она вызывает симпатию и одобрение режиссера, критиков, подруг и общества! Подруги для нее важнее мужчины, а оставить работу ради семьи – все равно, что подписаться в несостоятельности своей жизни…

Чего же мы ждем, производя такие образцы искусства? Что женщина вопреки этим образцам станет покорной и кроткой? Что начнет вверять мужчине свое тело и душу целиком и без остатка? Не будет такого, Господа. Возможно, и появятся те, кто почувствует приближение конца и попытается исправить, но что они сделают без нас, Господа? Без деятелей культуры, которые задают образцы?

Смерть Дон Жуана – плохой знак, Господа. Мы увлеклись перераспределением ролей. Увеличивая самостоятельность и независимость женщин, мы теряем близость с ними. В их жизнях не остается места для нас, а в наших – для них. Сначала мы радуемся тому, что больше не требуется нести ответственность за второе существо, но потом вдруг приходит уныние. В одиночестве и хлеб не мил, и сахар не сладок, и алкоголь не крепок.

Потому что в одиночестве мы теряем себя.

Когда некому тебя воспринимать, появляется ощущение, что ты больше не существуешь… Некоторые смиряются с этим ощущением, и души их умирают… И не говорите мне о сладости одиночества, воспеваемом художниками и поэтами. Одиночество хорошо тогда, когда есть кому о нем рассказать. А если тебе некому сказать: я хочу побыть один, наступает тоска смертная!

И объем этой тоски все увеличивается… Взгляните на постоянно растущее число Интернет-пользователей, судорожно подключающихся к мировой сети за очередной долей иллюзии близости! Посмотрите на сайты знакомств, заваленные тысячами анкет с воплями: вытащите меня отсюда! Они получают комментарий в дневниках и радуются: Мне ответили! Меня заметили! Я существую! Ура! И не важно, что при этом пишет человек и какую философию исповедует. Он счастлив, когда его заметили, даже если он просто выставил напоказ свою какую-то жизнь…

От этой тоски, господа, может спасти только утраченная близость от слияния двух противоположностей.

Когда женщина остается женщиной – слабым и зависимым существом, вышедшим из тела мужчины, чтобы дополнить его самого, когда мужчина остается сильным и готовым брать на себя ответственность, заботиться и всячески оберегать женщину, только тогда тоска уходит навсегда. И уже перестает быть важным, во что они играют: покоряет ли она его своей красотой, или манит и вдохновляет на великие дела, тихо ли заботится о нем дома, или блистает на светских приемах как его спутница… Это уже не важно. Важно, что тоска одиночества уходит навсегда и фраза: я хочу побыть один – произносится с удовольствием и радостью от того, что её есть кому сказать.

А для этого, Господа, мы, деятели искусства, вместо того, чтобы поощрять усреднение половых признаков, должны воспевать женственность в её изначальном значении, должны поощрять мужественность и силу. И героями нашими должны быть мужчины и женщины, а не пауки, гномы и роботы без рода и пола.

Я, Господа, прощаюсь с Дон Жуаном, скорблю о нём и призываю тех, кому небезразлично, что происходит с нашим миром, помнить о смерти великого любовника в каждом своем произведении, в каждой строчке. Я верю, что вместе мы с Вами, возродим ту Женщину, которую потерял Дон Жуан, потому что иначе всем нам придется последовать за ним!

оригинал и многое другое можно прочесть на сайте автора Марины Копыловой www.kaleidoskopy.narod.ru