Алена Березовская

Очень простые стихи,
но очень сложные чувства


О виртуальности

Безмолвные строки,
но смысла в них много...
Смешные улыбки : – )
скрывают тревогу...
Боязнь удержать
то, что мы и не держим...
Боязнь потерять
это чувство надежды...
И странный порыв
наши души пугает,
а тело горит
и объятий желает...
Но прячется вздох...
Вместо слов только точки...
Разговор – без конца,
Но кончаются строчки...
*********

Роберт Рождественский

* * *

Не убий!—
в полумраке
грошовые свечи горят...
Из глубин
возникают слова
и становятся в ряд.
Если боль
и набухли кровавые кисти рябин,
если бой,—
кто услышит твое:
«Не убий..»?
Мы слышны
только самым ближайшим
друзьям и врагам.
Мы смешны,
если вечность
пытаемся бросить к ногам.
Есть предел
у цветка,
у зари
и у сердца в груди.
Мир людей.
И над каждым библейское:
«Не укради!..»
Мир
дрожит,
будто он искупался
в январской воде...
Надо
жить!
У последней черты.
На последней черте.
Думать всласть.
Колесить, как товарный вагон
И не красть.
Разве что —
У богов.
Огонь.
*******

Е. Ярошевская

* * *
Я ваш ангел-хранитель с кофейною чашкою в пальцах,
Я – смотритель всех утренних снов с бутербродом в руке,
Я секундная стрелка подъёма, я с тактом, как в танцах.
Не божись, не боись девы с нимбом в короткой тоге.
Вы такой! Нету слов, но остались, как прежде, вопросы,
Ваша память вполне сотрясение ветра в мозгах,
Вас ведь надо чуть-чуть по чуть-чуть, вымеряя, как дозы…
Избегаю домашних неврозов я с чашкой в руках.
**********

Балаева Ольга

* * *
Друг познается в беде.
Если случилось горе,
Друга ты ищешь везде.
Друг познается в споре.

Друг познается в споре:
Он уважает твои
Кредо и априори.
Друг познается в любви.

Друг познается в любви,
С другом - вы любите вместе,
С другом - вы пара лавин.
Друг познается в чести.

Друг познается в чести:
Душу чтоб тронуть твою,
Он не прибегнет к лести.
Друг познается в бою.

Друг познается в бою,
Он защитит тебя страстно.
(Честное слово даю!)
Друг познается в счастье.

Друг познается в счастье,
В радости, - как нигде...
Ну и, конечно, знайте:
Друг познается в беде.

Из осколков затерянных вёсен
И из бликов теченья речного,
Из короткого жаркого лета,
Промелькнувшего быстро, как сон,
Собираю мозаику – осень –
Добавляю прохладу ветров я,
И неслышимость давних ответов,
И листвы опадающей звон;

Золотыми монетами тополь
Устилает беззвучно аллеи –
И тропинка по памяти вьётся
Сквозь дожди и рассветы – назад…
И туманно проступит некрополь –
Личный, мой – тот, что ранит сильнее –
Имена… И поступки…
И солнце
Чётче высветит призрачность дат…

Уводя из предместья невинно,
Резким свистом зовёт электричка,
И дорога открыта любая –
Только снова на ощупь бреду,
Потому что из сердца не вынуть
Ту далёкую яблоньку - дичку,
Что опять и опять оживает
В незабытом весеннем саду…

И опять недозволенно – нежный
Прорастает в душе отголосок
Нераскрытого тёплого чувства
И несказанных ласковых слов –
Словно первый апрельский подснежник,
Словно эхо тех давних вопросов –
И усеян сомненьями густо
Мой шатёр недосмотренных снов –

Но оттуда по хрупкому насту,
По заснеженной белой печали,
Ты уходишь, не веруя в помощь –
От любви…
Остальное – не в счёт…
Но однажды в ненайденном счастье,
На далёком бессонниц причале,
Обо мне ты негаданно вспомнишь –
И в груди защемит горячо…

Людмила Клёнова

Всё помню: наполнялись постепенно
Дни светло-серые густым зелёным цветом,
Май закипал цветеньем белопенным...
А лета не было. Не наступило лето.

Потом пришла пора жары великой,
И сочной мякотью душистой на изломе
С ума сводили ягоды клубники...
А лета не было. Его я не припомню.

Катилось время - прямиком да с горки,
Дни укорачивались, удлинялись ночи,
Пропитывались сны полынью горькой...
А лета не было. Сплошные многоточья.

Очнулась, вздрогнув, - пасмурное небо
Дождей отпущенных исчерпывает квоту,
Готовясь распушиться первым снегом...
А лета не было. Вот не было - и всё тут!


© Татьяна Тау

Последняя любовь.

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофер.
Вдалеке через стекла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращенных друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные легкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета,-
То, что, к счастью, не знали они.

(Николай Заболоцкий)

Кай

Он шагал по планете воином,
В ореоле своих побед,
И по образу и подобию
Подбирал легион себе.
Не щадил ни дворцы, ни хижины,
Убивал, предавал и жил,
Не заботясь о том – не слишком ли
Тяжкий груз для его души.
Он шагал, не страдал, не каялся…

Только позже сказали мне,
Будто сердце его не плавилось
Даже в адском, лихом огне.

Герда

Ей тяжелая доля выпала –
Ожидать столько долгих лет,
Не имея другого выбора…
Только тот, что ушел в рассвет,
Покрывая следы свои инеем
В то тревожное утро, ей
ПоклялсЯ и назвался именем,
Что ей было всего родней.
Ей тяжелая доля выпала..

Но развязка была сладка –
Умереть от руки любимого,
Со словами: «Спасибо, Кай»

Андрей Ларин

А ночью приходит Герда и шепчет на ушко Каю,–
Из снов и воспоминаний попробуй меня собрать.
И Кай достает коробку с неровными лоскутками
Газетных статей; рисунки, наклеенные в тетрадь.

Бесшумно идет на кухню в потрепанных старых тапках,
Раскладывает там пазлы и долго на них глядит,
И шепчет: «позволь мне вспомнить, мне нужен хотя бы запах,
Мне нужен хотя бы голос.. хоть что-нибудь, черт возьми»

Потом он вернется в спальню, как в плен (или как из плена?),
Повесит на место звезды, сорвавшиеся с орбит…
И будет лежать и слушать, как снежная королева,
Свернувшись клубочком, плачет… хоть делает вид, что спит


© Кадай

Неразделенная любовь.

Любовь неразделенная страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделенная смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре "Современник":
"Ну что ты в Сирано своем нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы...
Другую бы нашел - и все дела".
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло - аж трещали швы!-
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
А разве сам я в чем-то не таков?
Зевая, мы играем, как в картишки,
в засаленные, стертые страстишки,
боясь трагедий, истинных страстей.
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потемок:
"Э, братец, эта - сложный матерьял..."-
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделенной потерял.
Мужчина, разыгравший все умно,
расчетом на взаимность обесчещен.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделенной,
в том нету дара божьего любви.
Дай бог познать страданий благодать,
и трепет безответный, но прекрасный,
и сладость безнадежного ожидать,
и счастье глупой верности несчастной.
И, тянущийся тайно к мятежу
против своей души оледененной,
в полулюбви запутавшись, брожу
с тоскою о любви неразделенной.

(Евгений Евтушенко)

В аквариум августа падают капли хандры.
Рисуя круги на поверхности неба, чертежник
зевает. Мне душно. Жара, прорастая сквозь кожу,
становится жабрами. Полночь. Созвездие рыб
плывет, осторожно глотая сиреневый смог,
над городом всех городов. Разноцветные блёсны
неоновых вывесок тонут в тумане. Колёса
скользят по асфальту, и, кажется, даже само
предчувствие слёз притаилось, как сонный налим,
под сердцем, и слушает реку, в которую кто-то
вошел, не боясь ни теченья, ни водоворотов…
Ещё одно лето уверенно лепит нули
на ценник такой неожиданной близости тех,
кого я полжизни искала в иных водоемах.
Аквариум августа. Тишь. Полуночная дрёма
вздыхает о прошлом, даря пустоту – пустоте.

Argentum

Веруешь, иль не веришь,
задуманное – случится,

фея-нищенка в двери,
в царский дом постучится.

Веточка, посох дорожный –
с просьбой крова и хлеба...

Но тюфяки с горошиной
в келью внесет королева.

Фея молитвам научена,
пальчики стиснет до хруста,

утром встанет, измучена
царским ложем прокрустовым...

Если дано испытание,
с молитвой свершишь – невозможное,

только бы знать заранее,
где же лежит горошина...

Жизни нить перепутана,
угадывать – дело привычное,

в ткань земную окутано
Божье зерно горчичное...


Людмила Колодяжная

Осень.

Рассыпая сценария листья,
Осень пьесу готовит свою
И, укрывшись в лесном закулисье,
Никому не даёт интервью.

У неё вдохновенья в избытке,
Будет действо, что видела в снах:
Из дождей серый занавес выткан,
Декорации в жёлтых тонах.

Рампа вся из берёзовых свечек,
Сцену скроет загадочный флёр.
Не заглушит уже птичье вече
Слов, что шепчет ей ветер-суфлёр.

Осень, главною став героиней,
Листопадом украсит газон,
А к финалу нарядится в иней.
Жаль, что пьеса всего на сезон.

(Банифатов Вячеслав)

Позволь мне стать...

Позволь мне стать твоею тенью,
Косым надломом у ноги,
Тогда забуду опасенья,
Что осень спутает шаги.
Позволь влачиться даже ночью
В просветах дыма фонарей,
Тогда разлук седые клочья
Развеет холод январей.
Позволь тереться в изголовье
Морщиной майского луча,
Легко растаять теплым словом
В изгибах крепкого плеча.
Позволь омыть волною лета
И пасть лазурями зарниц,
Тогда величие рассвета
Падет в твои ладони ниц.
Позволь любить тебя минуту,
Но тенью выстелить года,
Любовь то счастие, то путы,
Но тень преследует всегда.

(Наталия Колесниченко)

На небе затеяли духи безумную пляску.
Пирует медведица жирным юконским лососем.
Лосиха ласкает лосёнка у скрученных сосен,
И мудрости снежной тропы обучает Аляска.

У маленькой женщины чёрные жёсткие косы,
Скользят по пороше неслышно её мокасины.
А я пахну потом, усталостью, виски и псиной,
А вовсе не ветром и солью, как должно матросу.

Давно я сменил океан на промёрзшую сушу,
Но так и остался пропойцей и вечным скитальцем.
Отчаянье хуже цинги и раздробленных пальцев,
Оно разъедает и губит заблудшие души.

Тяжёлое солнце упало в объятия ночи.
Мои золотые надежды рассыпались пылью.
От страсти хмельной куропач, гордо выпрямив крылья,
То лает собакой, то ведьмой трескуче хохочет.

А я становлюсь нелюдимее, злей и угрюмей,
Мне осточертело без толку процеживать воду
И дятлом долбить ледяную пустую породу –
Уж лучше бы я оставался в заплёванном трюме!

Она предпочла мне удачу и младшего брата –
Сиянья полярного дочь, лгунья с кожею лунной.
Я ей отомстил с разбитною девицей салунной
И в путь захватил только нож да кайло и лопату.

Ждёт в белом безмолвье меня мой братишка-погодок.
Я сам опустил его в мёрзлую землю без гроба.
Могилу прикрыла пурга безымянным сугробом.
А мне прожигает ладонь золотой самородок.

Людмила Чеботарева