Алена Березовская

Очень простые стихи,
но очень сложные чувства


О виртуальности

Безмолвные строки,
но смысла в них много...
Смешные улыбки : – )
скрывают тревогу...
Боязнь удержать
то, что мы и не держим...
Боязнь потерять
это чувство надежды...
И странный порыв
наши души пугает,
а тело горит
и объятий желает...
Но прячется вздох...
Вместо слов только точки...
Разговор – без конца,
Но кончаются строчки...
*********

Роберт Рождественский

* * *

Не убий!—
в полумраке
грошовые свечи горят...
Из глубин
возникают слова
и становятся в ряд.
Если боль
и набухли кровавые кисти рябин,
если бой,—
кто услышит твое:
«Не убий..»?
Мы слышны
только самым ближайшим
друзьям и врагам.
Мы смешны,
если вечность
пытаемся бросить к ногам.
Есть предел
у цветка,
у зари
и у сердца в груди.
Мир людей.
И над каждым библейское:
«Не укради!..»
Мир
дрожит,
будто он искупался
в январской воде...
Надо
жить!
У последней черты.
На последней черте.
Думать всласть.
Колесить, как товарный вагон
И не красть.
Разве что —
У богов.
Огонь.
*******

Е. Ярошевская

* * *
Я ваш ангел-хранитель с кофейною чашкою в пальцах,
Я – смотритель всех утренних снов с бутербродом в руке,
Я секундная стрелка подъёма, я с тактом, как в танцах.
Не божись, не боись девы с нимбом в короткой тоге.
Вы такой! Нету слов, но остались, как прежде, вопросы,
Ваша память вполне сотрясение ветра в мозгах,
Вас ведь надо чуть-чуть по чуть-чуть, вымеряя, как дозы…
Избегаю домашних неврозов я с чашкой в руках.
**********

Балаева Ольга

* * *
Друг познается в беде.
Если случилось горе,
Друга ты ищешь везде.
Друг познается в споре.

Друг познается в споре:
Он уважает твои
Кредо и априори.
Друг познается в любви.

Друг познается в любви,
С другом - вы любите вместе,
С другом - вы пара лавин.
Друг познается в чести.

Друг познается в чести:
Душу чтоб тронуть твою,
Он не прибегнет к лести.
Друг познается в бою.

Друг познается в бою,
Он защитит тебя страстно.
(Честное слово даю!)
Друг познается в счастье.

Друг познается в счастье,
В радости, - как нигде...
Ну и, конечно, знайте:
Друг познается в беде.

Я возвращался сотни раз.

Я возвращался сотни раз
в тот мир забытых фресок -
он как незавершённый пазл,
как щель меж занавесок.
Мои мечты - мой вечный зов, -
всё то, что память гложет:
на сотни маленьких клочков
их отраженье множит.
Забыты сотни разных дел,
назначенных когда-то -
восполнить в памяти пробел
я не могу без мата.
Я возвращался в раз, который,
себе, признаюсь, не считал -
в тот мир ошибок, жарких споров,
когда младым себя я знал.
Быть может Вы смешком, без злости,
мне пожеланья оставляли?
Я не припомню. Это после.
Ведь Вы меня иным считали...

(Александр Путник)

Не ближе ты,
Все дальше от меня.
Твое тепло рассеивает ветер,
Твое окно не светится.
Не светит
Мне солнце из завьюженного дня.
Нет радости
И безысходность слов
Придавливает,
Словно тяжкий камень.
На голом камне угасает пламя
И холодит.
Лишь тиканье часов
Раскладывает мерно - что по чем
И с каждым мигом понижает ставки.
Неужто прав
Цветок мой на подставке? –
Раз выращен, то значит обречен!
Раз жив, то значит
Переполнен смертью,
Раз теплится,
То обратится в прах...
Верни мне свет,
Что был в твоих словах,
Пришли любви в очередном конверте!
Застывший мир,
Молчание храня,
Стерильной белизной завесил окна.
Мне в этой белизне так одиноко...
Ты далеко...
Все дальше от меня.

Татьяна Грин

Здравствуй, Иуда. За сколько меня продают?
Тридцать монет?! И всего-то? Побойся же Бога!
Я понимаю, для жизни-то нужно немного.
Мне ж за копейки найти свой последний приют

Там, на Голгофе придется. Ты видел мой крест?
Я бы, наверное, всё-таки выбрал бы ясень…
А умирать так не хочется… Вечер прекрасен.
Может быть, выдвинуть в массы свой явный протест?

Мне приготовили саван и даже венец.
Правда, терновый, но, право, какое мне дело.
Только одно не дает быть спокойным и смелым:
Страшно воскреснуть, ведь смерть – это всё же конец.


Виктория Скриган

Зависть.

“Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производит взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!” (Еккл. 4:4)“

Скажи мне, мастер дорогой,
Ты добр ко мне и мудрый очень,
Когда увидел дом я твой,
Я лишь на нём сосредоточен.

С тех пор, признаюсь, не пойму,
Зачем вселилась в сердце слабость.
Скажи мне, мастер, почему
В душе моей погасла радость?

Невкусной кажется еда,
И сплю теперь я очень мало,
Устал, как будто от труда,
И в теле бодрости не стало.

Успеха нет нигде ни в чём,
Удача ведь не всем даётся.
Такой красивый, новый дом
Иметь мне в жизни не придётся”.

Подумал мастер и сказал:
“Ты неудачник, нет сомненья.
Свою ты душу запятнал
И ныне терпишь пораженье.

Ты раньше радоваться мог,
Во взгляде искорка сияла,
А ныне зависти порок
Душе твоей вредит немало.

Она причина твоих бед,
Напрасно в сердце дал ей место.
Скажи ей очень твёрдо “нет”,
Здесь с нею радость неуместна.

У зависти кровавый путь,
Не пощадит людей злодейка,
Легко ей в сердце проскользнуть,
Найдётся для неё лазейка.

И гибнут люди от неё.
Там Каин убивает брата.
Нацелено её ружьё –
Кого-то ждёт уже расплата”.

“Но где защиту сердцу брать?
Порой над чувствами не властен”.
“Не нужно в сердце мир терять.
Довольным будь”, – ответил мастер.

(Вера Савченко)

На востоке пугливый рассвет зарождался, сгоняя луну,
чей серебряный трепетный след не давал двум влюбленным уснуть.
Словно сушу ласкал океан, обнимая волной берега,
томной негой стелился туман на тела - в росяных жемчугах.

Лёгким крылышком жгли мотыльки от порхающих жаждущих рук,
поцелуи, с теченьем реки, уносили в неведомый круг.
И она открывалась ему, как невинный цветок на заре,
и в безумстве, к нему, одному устремлялась в нирвану и грех.

Он был нежен, не зная границ, точно мёд с молоком на губах,
в страстном танце - дрожанье ресниц и несвязные мысли в словах.
Эта вспышка, как атомный взрыв, осушила, повергла, сожгла.
И усталость, и нежность, и крик, и вулкан, догоревший дотла...

Он дарил ей с востока рассвет, и цветок раскрывал лепестки,
сквозь изломы растраченных лет проросли молодые ростки...

Натали Гаванская

О заповедях.

Убить нельзя, нельзя по плану,
Ведь сущность вечна, как закон,
И человеческому клану
По сути не подвластен он.

Украсть нельзя, ведь всем известно,
Есть сохранения закон,
К тому же оно и бесчестно,
И это не приемлет он.

Нельзя обманом и дурманом
Достичь успеха от игры
Ведь истину не скрыть карманом
Она сокрыта до поры.

Нельзя велением соблазна
Постигнуть, ближнего, жены,
Поскольку волею сарказма
Он станет дальним, без вины.

Ужель вселенские законы
Нам не подвластно разуметь
Ужель не люди мы, а клоны
И родились, чтоб умереть?

Ужель не разум людям царь,
А есть мы от природы тварь
Ужели с мерзостью не сладить
И жизнь дана затем, чтоб гадить?

Когда ж наступит разуменье,
Что люди все-таки творенье!?
Когда ж возникнет поколенье
Законов знанья уваженья
Когда ж развеются сомненья,
Что есть один лишь путь – прозренье!

(...)

Если холодно, мрак, зимний вечер, и ни чай не спасёт, ни шабли, если Невский в снегу и Кузнечный - значит, здравствуй, моя Натали. Подобрав подходящее слово для приветствия / солнце - ? малыш - ?/, я письмо напишу тебе снова; ты в ответ, как всегда, промолчишь. Что молчание? Как ни гордись им, на тебя - и обидеться грех. Но из всех, кто не пишет мне писем, ты не пишешь всегда лучше всех. Жизнь идёт в направлении "мимо", и, попасть не стараясь в мишень, измеряю количеством дыма то, насколько паршиво в душе. И - на юность не рано ль молиться? - но, хотя ещё молод /скажи!/, в шуме радиоволн из столицы я всё чаще ловлю "Ностальжи". Всё смешалось. На свете, похоже, не бывает прекрасных времён. Рубикон должен быть уничтожен. Карфаген должен быть перейдён. Ах, Наташа, оставь шуры-муры, я теперь понимаю в тоске: мы с тобою всего лишь фигуры на большой чёрно-белой доске. Вечна партия в шахматы эта /замечаешь иронию, ы?/, где с одной стороны - силы света, а с другой - соответственно, тьмы. Но и пешкой немало протопав, я не шёл на поклон королю - просто я не люблю мизантропов. Я вообще никого не люблю. Что из нового? Вроде всё так же. Дом культуры снесли, говорят. Ах, Наташа, Наташа, Наташа, зря ты всё же уехала, зря, этот город "над вольной Невою" променяв на другой, с буквы "М." - так с Parlament'а lights поневоле переходят на синий L&M... Я надеюсь, письмо завершая, что мы встретимся вновь бла-бла-бла - да, Земля, может быть, и большая, но она, как известно, кругла.

Рахман Кусимов

Вопреки настигающим взглядам.

Вопреки настигающим взглядам
(Нечестивцы, живём без венца),
Наши сны зачинаются рядом,
И созвучны в экстазе сердца.

А постелью - охапка соломки
Да щепотка словесной трухи...
Не судите поэта, потомки,
За бесстыдные эти стихи.

Не твердите вослед и во гневе,
Как привратник у райских ворот,
Что, подобно Адаму и Еве,
Недостойны мы высших щедрот.

Ни к чему нам то царство покоя,
Не для нас его скудный паёк –
Мы узнали о жизни такое,
Что и ангелам всем невдомёк!

На губах обалденная сладость,
Наши души греховно близки,
И не кровь, а тревожная радость
Напрягает до боли виски...

(Семен Лившиц)

Я была подругой бога,
а теперь брожу
от порога до порога,
бедным ворожу.
Тут и магии не надо:
души их просты.
Иногда хватает взгляда —
разгадать мечты.
Небывалого не просят,
страшного не ждут.
Дышат тем, что ветер носит,
пашут, сеют, жнут.
Я дарю им каплю веры
в милости судьбы.
То не ложь и не химера,
а закон волшбы.
Коль желания нехитры,
небу всё равно,
чёрный хлеб послать иль ситный,
воду иль вино.
Лишь бы ты не вздумал, смертный,
возомнить себя
ровней тем, кто так усердно
губит нас, любя.
Богу я жила в угоду,
сколько дней — не счесть.
Попросилась на свободу —
и ушла, в чём есть.
Но за те века, что вместе
с ним мы провели,
изменились даже песни
у людей земли.
Я считаюсь тут беглянкой,
нищей сиротой,
сумасбродной чужестранкой,
вставшей на постой.
Жребий горестный в наследье
бог мне даровал:
он оставил мне бессмертье,
молодость — забрал.
Отнял радость петь как птица,
вещий дар внушив.
Вот и трачу по частице –
ради тех, кто жив.

Лариса Кириллина

...не говори мне...

Не говори мне, как я буду жить
и чем чреваты нормы недостроя
и где нельзя переступать межи
и почему. /особенно второе/

Когда пишу тебе – «А в Праге класс!!!»
Не говори, что не была я в Праге…
Подумаешь, что Прага из бумаги…
/спасибо хоть бумаги про запас/

Не говори мне о смешном всерьёз,
травмируя невольно перепонки,
что мир не стоит радости и слёз,
а только телогрейки и тушёнки,
когда равненье станет по плечу
и человечье вылезет, как тесто…
-
Не говори мне – «ждать», «сидеть», «на место»,
не буду, не умею, не хочу.
Не запрещай свистеть…!
«И так долгов…»
Не говори.
Не слышу.
Не собачит.
У нас есть – рак, у рака – никого.
Так значит нам - свистеть!
/а он пусть плачет…/
И где не проканал подхалимаж,
не обижайся, что тебе не внемлю.
-
Возьми меня на «да», на «карандаш»,
на клятву, там, где надо кушать землю
/хоть этого ты мне не говоришь,
и слава…без вот этих порнографий/
на «модно» - Обезьянка и Париж.
Что мы об обезьянах знаем?!… лишь -
ну, есть они… /из крымских фотографий/
-
Не говори – «свеча свеча свеча»,
есть свет поярче, даже если темень
и человек способен различать…
/Но чаще различается не с теми../
И делится на ширь, на глубь, на высь,
ведёт, как от хорошей, крепкой браги…
/Но всё это как Прага из бумаги…
Как Прага из бумаги, согласись…/

В какие не раскрасишь колера,
и как не перепрячешься в молчанье,
не говори «покеда!» и «пора…»
/мне этих слов не нравится звучанье,
значенье, и вообще…/
Напротив? За?
В глаза?
Обняв ли, оттолкнув… неважно…
Всё отгорит, что может быть бумажным,
ты всё что хочешь, сможешь мне сказать,
когда приду к тебе одной строкой,
у входа сдав всё буйное без боя,
в рубашке из смирительного кроя…
-
Зачем-нибудь прими меня такой
и полюби. /особенно второе/
-
Ну а пока в той строчке не про нас
и мы звеним, как воздух в передряге,
я не пишу тебе, что в Праге – класс!
Я… правда… не была в той самой Праге…

(Елена Аверина)