Алена Березовская

Очень простые стихи,
но очень сложные чувства


О виртуальности

Безмолвные строки,
но смысла в них много...
Смешные улыбки : – )
скрывают тревогу...
Боязнь удержать
то, что мы и не держим...
Боязнь потерять
это чувство надежды...
И странный порыв
наши души пугает,
а тело горит
и объятий желает...
Но прячется вздох...
Вместо слов только точки...
Разговор – без конца,
Но кончаются строчки...
*********

Роберт Рождественский

* * *

Не убий!—
в полумраке
грошовые свечи горят...
Из глубин
возникают слова
и становятся в ряд.
Если боль
и набухли кровавые кисти рябин,
если бой,—
кто услышит твое:
«Не убий..»?
Мы слышны
только самым ближайшим
друзьям и врагам.
Мы смешны,
если вечность
пытаемся бросить к ногам.
Есть предел
у цветка,
у зари
и у сердца в груди.
Мир людей.
И над каждым библейское:
«Не укради!..»
Мир
дрожит,
будто он искупался
в январской воде...
Надо
жить!
У последней черты.
На последней черте.
Думать всласть.
Колесить, как товарный вагон
И не красть.
Разве что —
У богов.
Огонь.
*******

Е. Ярошевская

* * *
Я ваш ангел-хранитель с кофейною чашкою в пальцах,
Я – смотритель всех утренних снов с бутербродом в руке,
Я секундная стрелка подъёма, я с тактом, как в танцах.
Не божись, не боись девы с нимбом в короткой тоге.
Вы такой! Нету слов, но остались, как прежде, вопросы,
Ваша память вполне сотрясение ветра в мозгах,
Вас ведь надо чуть-чуть по чуть-чуть, вымеряя, как дозы…
Избегаю домашних неврозов я с чашкой в руках.
**********

Балаева Ольга

* * *
Друг познается в беде.
Если случилось горе,
Друга ты ищешь везде.
Друг познается в споре.

Друг познается в споре:
Он уважает твои
Кредо и априори.
Друг познается в любви.

Друг познается в любви,
С другом - вы любите вместе,
С другом - вы пара лавин.
Друг познается в чести.

Друг познается в чести:
Душу чтоб тронуть твою,
Он не прибегнет к лести.
Друг познается в бою.

Друг познается в бою,
Он защитит тебя страстно.
(Честное слово даю!)
Друг познается в счастье.

Друг познается в счастье,
В радости, - как нигде...
Ну и, конечно, знайте:
Друг познается в беде.

Светлый, свежий, голубоглазый, нежный -
День февральский, солнечный, весь в снегу…
К средиземноморскому побережью
Тянет ветер воздуха острогу:
Тянет, воет, веет, змеится вьюгой
По белесой выстуженной земле,
Словно где-то в небе пахнуло югом,
Мало разбирающимся в зиме…
Только нашей памяти чистый абрис
Никакой не выстудить острогой,
Тот, где мы под парусом целовались
Между солнцем выжженных островов…


© Эльдар Ахадов

Молчать, курить, смотреть, как снегопад
целует в губы стылый чёрный вечер,
завидовать счастливой этой встрече
на фоне расставаний и утрат,

считать года – от возраста Христа
до собственного, пальцы загибая,
услышать звук последнего трамвая,
понять, что ты не понял ни черта –

зачем тебе и снег, и этот свет,
какого ищешь пункта назначенья
в случайностях любви, в пересеченье
ума и сердца горестных замет.

Вздохнуть, закрыть скорбей своих парад,
в который раз забыть про «слишком поздно»
и одиночество, как горький шоколад,
переломить привычно и бесслёзно.

Светлана Чулочникова

Как Менелай
перед взятием Трои,
Ходишь,
волнуешься,
мечешься,
ждёшь!
Ревность и страсть
Таишь перед строем
Воинов славных,
отринувших дрожь.

Если любовь твою
прячут за стены,
Мрачные стены
бездушья и лжи,
Не докричаться тебе
до Елены…
Лучше стены
вали и круши.

Если любимая
этого стоит,
Что тебе грозный
пылящий поток?!
Из-за любви твоей
Запад застонет
И наглотается дыма
Восток!

Каратов Сергей

думай, что хочешь,
делай, что хочешь,
а лучше бы спать ложилась,

а то ты сейчас напророчишь,
мол, плохо у нас получилось.

мол, мы не подходим,
мол, надо расстаться,

устала, прости и прощай.
а лучше б подумала,
чем обижаться,
________________

проснешься -
ко мне приезжай.

Глеб Дебольский

А ты капризней погоды в марте:
И ветер – стрижка, и воздух – кожа.
Меняешь деньги, перчатки, платья,
Как самых лучших друзей. Но всё же

Пока обветренных губ ледышки
Я грею в тёплых весенних прядях,
Ничто не важно. Ничто не "слишком",
Пока с тобой засыпаю рядом.

Ловлю губами биенье сердца,
Звучащее барабанным боем…
Во сне слетевшие с двух трапеций
Друг в друга падаем мы с тобою.

В тебя, как в реку с обрыва, – брызги!
Коснуться пальцами дна, макушкой
Пробить поверхность воды и с визгом…
Проснуться, тыкаясь лбом в подушку.

В меня, как в травы, в душистый вереск.
Лежать, сдувая пыльцу с ладоней,
На вдохи-выдохи счастье мерить.
Проснуться, зная: оно бездонно…

Но – утро. Ты убегаешь в город,
И я, скрестив на удачу пальцы,
В тебя проникнув нахальным вором,
Пускаю солнечных лёгких зайцев

И жду, когда ты придёшь домой…

Stigga

Было семнадцать. Тогда я боялась – очень.
Больше всего – смотреть в глаза напрямую.
Ну и отдельно, конечно, в глаза мужчинам.
Мир был апрелев, рассветен, еще непрочен,
Я выходила, шею тянула смешную,
он отдавался стрекотом стрекозиным.

Было семнадцать – и я не писала первой,
очень боялась нечаянно прикоснуться,
джинсы в заклепках считала своей бронею.
Было семнадцать. Сказки, стихи и нервы.
Много гаданий на картах, гуще и блюдцах.
Кто была та, что себя почитала мною?

Было за двадцать, и я всерьез полагала,
будто бояться я совсем разучилась,
пробовала на прочность свою реальность.
А по ночам валилась в постель устало,
жаркое лето на языке горчило,
что мне еще, ну что тогда оставалось?

Было за двадцать, и я боялась сближаться.
Шила сама, сама забивала гвозди.
Кроме кота – боялась любить кого-то.
Так-то меня и поймало, швырнуло прижаться.
Странной чужой заботой, визитами в гости,
теплым случайным взглядом вполоборота.

Нынче не страшно. Совсем ничего не страшно.
Даже любить впустую и без ответа,
даже упасть, превратившись в острый осколок.
Я – лишь стрела, запущенная над пашней,
все, что дано, - кусочек неба и света.
Дальше – конец, единый для всех и скорый.

Перед лицом его каждый из нас безоружен,
делай, что должно, лови ладонями годы
и уходи, не прощаясь, зато прощая.
Вот потому мне больше никто не нужен,
вот потому-то дарована мне свобода,
страшная, невыносимая и большая.

© Лемерт /Анна Долгарева/

Глянешь в окно и вздрогнешь — что это, снег пошёл?
После смешком коротким враз отметёшь сомненья:
плюс восемнадцать, солнце — жить всё же хорошо!

На парашютах белых в небо уходит семя.
Верно, над ним не властна физика твёрдых тел,
и потому возможны вместо падений взлёты.

... Режуще, резко (страшно!) — Зевс ли так прогремел
или стальные гуси выдали круг почёта?
Пусть не всегда похмелье, что во чужом пиру,
но от кисельных сказок муторно тянет совесть.
Если оскалят зубы — жди, что вот-вот соврут.
Нет ни столпов, ни веры.
Цвет перспектив свинцовист.

Разум под седуксеном.
Новый ревёт дракон.
Отданы все орала в срочную перековку.
Верилось: рядом люди.
Смотришь — со всех сторон,
маски теряя, лезут гоблины, гномы, орки.

Так и живешь, покуда не ободрала кысь:
крепишь кору, трясёшься за годовые кольца.

... Семя поймало ветер, семя открыло высь,
корни пустило в небо и — прорастает солнцем.

Ирина Валерина

Снова май – сиреневый и пьяный,
Яблочных метелей акварель.
Тонкий, исчезающий, но явный
Звук – пустяк скрипичный, багатель...
Кто там за завесою сирени
Окликает среди бела дня
Отзвуком забытых сновидений,
Отсветом давнишнего огня?
Будто из небесного Парижа
Танец духов исполняет мим –
Тему тени ярче, dolche, тише
Он вверяет струнам световым.
Майский выкормыш, туман дурмана,
Дух сирени – звук-мираж, манок...
Расплескалась майская нирвана,
Размывая смыслы чётких строк.
Ветер притушил дневные свечи,
Потрепал черёмуху, миндаль
И набросил сумеркам на плечи
Нежную, черешневую шаль.

Резина Юлия

а я-то думала, тебя на свете нет.
ведь мы расстались - значит только осень
тебя встречает дома ровно в восемь
на протяженье этих долгих лет...

а я-то думала, ты растворился там,
где тень моя затмила божьи лики,
где свет моих волос оставил блики
и просинь глаз - на зависть небесам

а я-то думала, что бережно храня
на теле моих рук прикосновенья,
ты вечно ожидаешь, чтоб виденье
тебе явилось в образе меня...

а я-то думала... да что уж говорить
ты должен был забыть любую веру
и победить ангину и холеру,
из кожи прыгнуть лишь бы рядом быть...

а ты живешь.. и ты не начал пить,
а пишешь как всегда стихотворенья
и прогоняешь прочь свои виденья,
чтоб не мешали думать и творить...

а я-то думала...

Bara

Как расскажешь, кому расскажешь о том, о том,
как у рыб бывает бессонница подо льдом;
как ворочаются и бьются, хватая ртом
ледяную воду в поисках кислорода.
Как ты шлёшь мне приветы из аэропортов,
как мне кружит голову долгий глоток свободы.

Как за полночь луна восходит на свой погост,
как ночные тени становятся во весь рост;
как мой внутренний сфинкс ведёт меня на допрос,
как заранее он глядит на меня с укором.
И как вечным огнём горит между нами мост -
ледяным огнём, освещающим целый город.

Как сложны эти схемы: кто из нас с кем в родстве,
как идёшь - и сбивает с ног беспощадный свет,
как, наверное, все мы ворочаемся во сне,
если всё это снится, если всё это - мнимо.
Как от нежности сводит скулы.
Как тает снег.
Как ты жив во мне.
Как я с этим непримирима.

Екатерина kaitana Михайлова